Онлайн книга «Четыре крыла»
|
– И черт с ним, ублюдком, плодом кровосмешения, – мрачно кивнул участковый Бальзаминов. – А у вашей Розы Сайфулиной то же самое – родила сынка с хвостом, а теперь избавилась и от него, и от позора. И молвы, да? – Нет, – резко ответил Макар. – Вы Розу Равильевну неверно понимаете, хотя и спасли ее ребенка, стреляли в ее мужа-садиста. – Наябедничала уже вам на меня Роза. – Бальзаминов секунду колебался, затем нагнулся, извлек из нижнего ящика стола бутылку дешевого дагестанского коньяка, щедро бухнул коньяк в кружку Макара с чаем и себе. – Он за рулем, – объявил Клавдий Мамонтов. Бальзаминов, вознамерившийся плеснуть коньяка в чай и ему, завис над кружкой. – С такими руками ему за руль сегодня нельзя, – объявил он. – Ты, Терминатор, сподобишься. Ты и одной клешней рулишь ловко. И копаешь тоже шибко. А мы дернем по стаканчику. Твое здоровье, Туманный Альбион! Он чокнулся с Макаром эмалированной кружкой. И Макар выпил чай с коньяком. Клавдий отвернулся. Все его усилия удержать друга от нового штопора вновь разлетались вдребезги… На их счастье у Макара зазвонил мобильный. Объявился менеджер бутика «Вася Моревна». Вкрадчиво объявил: «Василиса ждет вас, Макар, с вашим другом сегодня вечером в Камергерском в своем салоне в половине десятого». Времени добраться по вечерним пробкам из Скоробогатова в Москву оставалось в обрез. – Новости насчет этой бабенки завтра же мне доложите, – приказал Бальзаминов, бухая уже чистый коньяк в свою пустую кружку почти до краев. – Можете даже ночью. Будите – разрешаю. – Семью вашу не хотелось бы беспокоить, – улыбнулся ему Макар, просветлевший от коньяка. – Один живу, – Бальзаминов вздохнул. – Жена моя… с Севера забрала меня сюда, к себе. Познакомились мы с ней в колонии, она с общественниками приезжала, с комиссией – насчет условий содержания осужденных. Магнитом нас друг к другу притянуло. У нее в поселке квартира имелась родительская, мы еще участок прикупили, избу старую сломали, построили дачку. А в Подмосковье водятся лещи, ягоды-грибы… И все потом у нас рухнуло разом, вся жизнь прахом. Опротивела ей и кликуха моя здешняя Миша Вертухай, и моя должность, и окружающая действительность. В Грузию она релоцировалась. А я остался. На даче печь топлю зимой, псом на луну вою. Тоскую по моей Наташе. Характер она проявила, ладно… Она еще в своей комиссии кремень была. Все корила меня: ты – опричник. А я в нее врезался по самые гланды, наглядеться в ее очи не мог… Обмякший от коньяка, он вдруг хрипло затянул: – Солнце всходит и заходит. А в тюрьме моей темно. Дни и ночи часовые стерегут мое окно. Клавдий сел за руль внедорожника, Макар устроился рядом. В сумерках из «сельпо» вслед им неслось: – Как хотите стерегите, я и так не убегу, мне и хочется на волю… В Камергерском переулке – летние веранды ресторанов в цветах, памятник Чехову. Огни вечерней иллюминации. Бутик «Вася Моревна» на углу, напротив итальянского ресторана, оказался уже закрыт, но на их стук им распахнули стеклянные двери. Менеджер удивленно уставился на их помятый, непрезентабельный, грязный и пыльный после земляных работ «прикид», но промолчал и повел их через пустой торговый зал, увешанный одеждой, мимо примерочных с бархатными шторами, зеркал, картин на стенах в стиле ар-деко в глубину особняка. Открыл двустворчатые двери, и они очутились в комнате, где горели лишь напольные вычурные светильники и множество свечей на каминной полке и низком столике у широкого алого бархатного дивана. В комнате витал аромат тяжелых восточных благовоний. Маячил сервировочный столик с бутылками и бокалами. На диване, откинувшись на подушки, сидела брюнетка лет сорока пяти в черной шелковой блузе и брюках от китаянки Умы Ванг. Широкие одежды не могли скрыть поразившее и Макара, и Клавдия обстоятельство: Василиса Панайотова, Вася Моревна, была беременна, под черным шелком выпукло выпирал живот – пятый месяц примерно… |