Книга Убийство в Венеции, страница 66 – Ян Мортенсон

— Да, я спустилась к мосткам. Мы втроем искали его. И я увидела его одежду на мостках и позвала других. Потом Свен и Гуннар поплыли на лодке и… нашли его. — Она замолчала, опустив голову.

— Ты ничего не видела на мостках?

— Что ты имеешь в виду? Нет, только его одежду. Я помню, что удивилась тогда, увидев, как аккуратно он ее сложил. Обычно он разбрасывал вещи куда попало и оставлял их лежать там, где они оказались. — Ее губы тронула легкая улыбка воспоминания. Потом она снова стала серьезной.

— Случилось что-нибудь серьезное в тот вечер?

— Ты думаешь… Ну, знаешь, это уж слишком! Ты думаешь, кто-нибудь из нас мог столкнуть его в воду?

— Не обязательно. Просто кажется очень странным, что человек, не умеющий плавать, выходит из дома в холодную ночь и тонет посреди озера.

— Понятно, что он не был трезвым. Андерс выпил слишком много и к тому же, мне кажется, принял какое-то успокоительное.

— Успокоительное? С чего бы это?

— Он жил под колоссальным прессом. Это связано с назначением на пост директора музея, с интригами и писаниной. А Андерс был очень чувствительным человеком. Но… ты в самом деле думаешь, что это не просто несчастный случай? — спросила Элисабет дрогнувшим голосом и подняла на меня свои огромные глаза.

Я пожал плечами. Что я мог сказать?

— Я не знаю. И, может быть, мы никогда не узнаем. Но что-то во всем этом никак не сходится.

Возвращаясь домой и узнав не больше, чем до беседы, я все время думал об этом. Что-то никак не сходилось. И какое место в этой загадке занимала Барбру Лунделиус? Которая любила Андерса, но была с пренебрежением отвергнута им ради другой. Не говоря уже об Анне Сансовино. Женщине из Венеции, которая приходила и пропадала в снах Андерса, а затем появилась и тоже исчезла из моей собственной действительности.

В магазине мне пришлось оставить мысли о мистических дамах из Венеции и несчастных случаях на озере Вибю. Когда я подошел, группа японских туристов толпилась перед моими витринами. Оживленно болтая, они со смехом показывали на что-то. Я отпер дверь, и они вошли вслед за мной в магазин. Через полчаса я сбыл им весь мой раскрашенный мерцающей краской фарфор из Имари. Мне всегда нравился японский фарфор. В отличие от китайского, он очаровывал меня меньшей связанностью форм, которые в китайском в большинстве своем рассчитаны на европейский вкус, во всяком случае в фарфоре массового производства. Его отличает также богатство узора и раскраски с вкраплениями красного, голубого, зеленого цветов и золота.

Когда японцы ушли, из конторы появилась Клео. Она, видимо, как всегда, спала на стуле у письменного стола и теперь, медленно потянувшись и зевнув, подошла ко мне и стала тереться о ноги, глухо урча, как старая кофемолка, когда ее крутят кривой ручкой и она размалывает пахучие кофейные зерна. У этой кофемолки внизу такой выдвижной ящичек, в котором ссыпается из мельницы ароматный коричневый кофе. Но такие кофемолки сегодня уже почти никто не использует, поэтому выражение «урчать, как мельница» скоро исчезнет, не имея никакой, связи с повседневностью. Но я понял намек Клео. Для моей маленькой голодной Кошечки наступило время обеда.

Я прошел в контору за служившей дверью индийской шалью. Громко мяукая, Клео последовала за мной. Но мы были в равной степени разочарованы, когда обнаружили, что маленький холодильник был пуст. Там не было ничего, что могло бы соблазнить голодную кошку. Я посмотрел на пустой мятый тюбик из-под икры, лежавший на решетке холодильника в компании с увядшим пучком сельдерея и банкой томатного супа. Для спасения ситуации что-то следовало предпринять, и я знал, что именно. Продуктовый магазинчик неподалеку, как всегда, будет спасителем.