Книга Воля владыки. В твоих руках, страница 6 – Рия Радовская

Если мастер не забудет свое обещание и пришлет шампунь и бальзамы… даже интересно, что может выйти из ее вечно лохматой шевелюры.

«И понравится ли это владыке…»

Последняя мысль была сейчас, пожалуй, неуместной, и Лин отвернулась от зеркала. Умываться, завтракать… или уже обедать? А, неважно. Главное — никаких глупых мечтаний. Пусть все идет, как идет.

Но, странно, ей даже есть не хотелось. Взяв вместо обычного завтрака кружку кофе и булку с кунжутом, нашла Хессу — та читала, сидя на бортике бассейна.

— Доброе утро.

— Да уж, доброе, — ухмыльнулась Хесса. — Ты пропустила все самое интересное. Рассказывать, или обойдешься?

— Обойдусь, — решила Лин. — Как-нибудь потом, когда мне будет не настолько хорошо.

— Целовалась, — ухмылка Хессы стала шире. — Понравилось, даже спрашивать не надо. И еще вот это, — она почти дотронулась до ошейника, в последний момент отдернув пальцы. — Мне Сальма объяснила, что эта штука значит. Владыка оценил?

Лин откусила булку и пожала плечами. «Владыка заметил», — это она могла сказать точно, а оценил ли? И если да, то как? Жизнь покажет.

— А ты? Понравилось? — спросила, прожевав.

— Красиво было, — Хесса довольно зажмурилась. — Если бы еще не эти куры. Сальма — она ничего. Рассказывала всякое. О фокусниках, о живых картинах. Я и не представляла, что у нее в голове что-то есть, кроме кудряшек. Но остальные… — Махнула рукой, помолчала и вдруг спросила: — Как думаешь, Сардар… может прийти сегодня?

Лин снова пожала плечами.

— Праздник кончился. Для него, значит, закончилась круглосуточная работа. Все зависит от того, как он предпочитает отдыхать. Если с анхой — тогда придет.

Хесса кивнула. Старалась не показать, но нервничала, и Лин, сама себе удивляясь, спросила:

— В «караванщика и бандитов» умеешь? — в эту игру, напоминавшую привычный Лин «морской конвой», играли здесь все, но она до сих пор умудрялась ее игнорировать. — Можем ближе к вечеру пристроиться где-нибудь в зале, поучишь меня. Будешь и на виду, и как будто не ждешь.

— А… давай. И тебе тоже лучше, будто не ждешь, а то эти все…

— А мне-то чего ждать? — «эти все» было понятным: вчера обзавидовались, а сегодня обзлорадствуются, что «трущобную выскочку» так и не позвали к владыке. Иногда не нужно слышать, чтобы знать, что о тебе говорят.

— А разве…

Лин покачала головой:

— Я думаю, он будет отдыхать с Лалией.

— И ты, ну… как тебе это вообще?

Спроси Хесса прямо: «Почему не ревнуешь?» — Лин бы не смогла ответить. Может, из-за того давнего разговора про ревность, а может, потому что вчера Лалия явно ее провоцировала, а потом отвернулась, давая иллюзию уединения. Но какой вопрос, такой ответ, и Лин, залпом допив кофе, сказала:

— Мне это нормально.

Хесса помолчала. Помотала головой:

— Ну ты… Нет, я бы так не смогла.

На это Лин отвечать не стала: что тут ответишь? Хессу она понимала — есть чувства, не поддающиеся контролю, и у всех они разные. У Хессы это может быть ревность, у нее самой — упертость (ослиная, как говорил иной раз в сердцах Каюм), у Асира… тоже наверняка есть какое-то. И если человек тебе дорог, ты примешь его вместе с этим чувством — именно и прежде всего с этим, и уж потом со всеми остальными чувствами, мыслями и желаниями, добрыми и дурными привычками и другими заморочками.

Ужин в серале подавали рано — для того, наверное, чтобы к возможному приходу владыки или его приближенных кродахов анхи не оскорбили их тонкого слуха бурчанием голодных животов. Никто не спешил расходиться, насытившись. Анхи делали вид, что отдыхают, пьют кофе, разговаривают о пустяках — то есть, простите, ведут возвышенные беседы. Но густой, крепкий запах желания и похоти выдавал их истинные мысли, надежды и чаяния.