Книга Воля владыки. В твоих руках, страница 66 – Рия Радовская

— Мне понравилась идея про заснуть рядом. На большее не рассчитывай. Я вырублюсь раньше, чем найду подушку. Но после таких откровений надо прикончить хотя бы этот кувшин. Помочь не хочешь?

Хесса отобрала у него и кувшин, и второй бокал. Наполнила оба сама, до краев, понимая, что после сегодняшней добровольной голодовки ее снесет сразу. Но разве сейчас это имело хоть какое-то значение?

Пили молча. Сардар и правда выглядел как человек, который вот-вот ткнется мордой в стол и вырубится прямо стоя. И Хесса даже чувствовала себя виноватой ровно до тех пор, пока не услышала уже в кровати сонное, но внятное:

— Если опять заткнешься навечно, запру Вагана в казармах и стану главным спасителем сераля. Этого хватит для бурной сцены?

— Иди ты нахрен, придурок, — огрызнулась Хесса. Сардар уже не слышал, но это ничего не меняло, потому что засыпала она абсолютно счастливой.

Асир уходил под утро, когда вымотанная Лин наконец засыпала. Падал на кровать в своей, свободной от чужого, слишком яркого запаха комнате и позволял себе расслабиться, забывался на пару часов. Течка у Лин проходила неровно, всплесками. Ее мотало от полного спокойствия и сдержанного желания до исступленной жажды. Накрывало то жаром, то ознобом. И настроение тоже скакало как взбесившийся зверогрыз — от подступающей внезапно тоски до эйфории и счастья. Ладуш дежурил у ее постели по утрам с бальзамами и свитой из четырех евнухов. Лин проваливалась в тяжелый беспокойный сон и не замечала и не чувствовала уже никого. Ее можно было обтирать, тормошить, перекладывать, даже поить снадобьями. Асир не желал на это смотреть, зато все сильнее и яростнее желал свернуть шею профессору, потому что тот после первого дня больше не выказывал ни удивления, ни беспокойства. Ладуш, будто заразившись, тоже был абсолютно спокоен, но ему, в отличие от профессора, Асир пытался верить. «Цикл установится. Это не всегда безболезненно, не всегда быстро, но Лин в безопасности, владыка», — убеждали они на два голоса, один — снисходительно, будто глупого ребенка, второй — с привычно мягкой, но непрошибаемой уверенностью.

И все же глубокое, глухое беспокойство не оставляло Асира ни на секунду. Это было необычное чувство, к нему не получалось привыкнуть, его не выходило перебороть или усмирить, как ярость.

Явившегося наконец гонца с клювачом от отрекшихся принимал Сардар. Он тоже вел себя странно и странно пах, что-то неправильное творилось и с ним, но Асиру было не до расспросов. Семейство Джасима не собиралось брать на себя ответственность за покушение, и это не удивляло, а бесило. Кадорим лишился и титула, и поддержки и был оставлен на милость Асира. Хоть четвертуй на площади, хоть брось на корм зверям, никто не вступится и не возмутится, только смысла ни в том, ни в другом не было. Делегация от старшей ветви с объяснениями, нижайшими извинениями и расшаркиваниями уже направлялась к Им-Року, и говорить с ними следовало лично, в трезвом уме, твердой памяти и в окружении всех трех советников. И это было бы не сложно, если бы в главные ворота уже не въезжали харитийцы, в трех днях пути не развевались флаги Баринтара, а в полупустых комнатах митхуны не ждала его Лин.

— Я разберусь, — говорил Сардар, от которого несло необъяснимым страхом, незнакомой обреченностью и тщательно скрываемым возбуждением. Асир знал, что разберется, но встречать правителей он должен был лично, это не обсуждалось.