Книга Шипы и лепестки, страница 64 – Нора Робертс

— Итак, как же ты раскрыл тайну Картера?

— Дай мне минутку. Из-за шампанского и твоей улыбки я потерял нить. Ах да. Я изобрел гениальный метод. Я его спросил.

— Какая жестокость.

— Он пишет книгу. Что ты наверняка уже знаешь.

— Я вижу Мак с Картером почти каждый день. Мак мне действительно говорила, однако твой метод гораздо веселее. Он пишет книгу урывками уже несколько лет. Но Мак убедила его вплотную заняться книгой вместо летних занятий с учениками. Я думаю, он хороший писатель.

— Ты читала?

— Не то, над чем он работает, но у него есть опубликованные рассказы и эссе.

— Неужели? Он никогда не упоминал. Еще одна тайна Картера.

— Я не думаю, что можно знать все о человеке, даже если давно и хорошо его знаешь. Всегда найдется что-то неизвестное.

— Думаю, мы отличное тому доказательство.

В ее глазах искрились смешинки, когда она снова пригубила шампанское.

— Я тоже так думаю.

— Официанты недостаточно высокомерные. Ты их так очаровала, что они наперебой стараются тебе угодить.

Эмма зацепила ложечкой капельку шоколадного суфле.

— По-моему, они достигли идеального уровня снобизма. — Суфле проскользнуло между ее губами, сопровождаемое соблазнительным тихим стоном удовольствия. — Почти так же вкусно, как у Лорел, но все же ее суфле вкуснее всего, что я пробовала.

— Вот именно, пробовала. Почему ты просто не съешь его?

— Я смакую. — Эмма зачерпнула еще чуточку суфле. — Ужин состоял из пяти блюд. — Она вздохнула над чашкой кофе. — Мне кажется, что я слетала в Париж.

Джек провел пальцем по тыльной стороне ее ладони и подумал: она не носит колец. Видимо, из-за своей работы и не хочет привлекать внимание к своим рукам.

Странно, его они восхищали.

— А ты была?

— В Париже? — Эмма положила в рот еще крошку суфле. — Первый раз совсем маленькой, и запомнила только, как мама катит меня в прогулочной коляске по Елисейским Полям. А потом, когда мне было тринадцать, с Паркер, ее родителями, Лорел, Мак и Делом. В последнюю минуту Линда запретила Мак лететь с нами, придравшись к какой-то мелочи. Это было ужасно. Но мама Паркер поговорила с Линдой и все уладила. Она так и не призналась нам, каким образом. Это была незабываемая поездка. Несколько дней в Париже, а потом две изумительные недели в Провансе.

Эмма позволила себе целую чайную ложечку суфле.

— А ты?

— Пару раз. Летом, после первого курса в колледже, мы с Делом отправились в турпоход по Европе. Тоже незабываемый опыт.

— Ой, я помню. Почтовые открытки, и фотографии, и забавные емейлы из разных интернет-кафе. Мы тоже собирались в Европу. Вчетвером. Но когда погибли Брауны… Это было ужасно. И на нас обрушилось столько дел… Паркер удалось построить фундамент для «Брачных обетов», но к той затее мы так и не вернулись. — Эмма откинулась на спинку стула. — Честно, я больше не смогу проглотить ни капельки.

Джек подал знак принести счет.

— Открой мне один из своих карманов.

— Моих карманов? — удивилась Эмма.

— Расскажи что-нибудь, что я о тебе не знаю.

— А-а. — Эмма засмеялась, отпила кофе. — Хм, дай подумать. О, есть. Ты наверняка не знаешь, что я была победителем окружного конкурса Фэрфилда по спеллингу сложночитаемых слов [3] .

— Не может быть. Правда?

— Чистая правда. На самом деле я участвовала и в конкурсе штата и была совсем близко… — Эмма показала ему эту чуточку, почти сведя вместе большой и указательный пальцы. — Вот так близко к победе, когда сделала роковую ошибку.

— И какое слово тебя погубило?

— Автокефальный.

Джек недоверчиво прищурился.

— Хочешь сказать, что такое слово существует?

— Из греческого, означает «независимый, никому не подчиняющийся». — Эмма произнесла слово по буквам. — Может, из-за стресса я сказала и вместо е и вылетела. Но я всегда выигрываю в Скрабл.

— А я сильнее в математике, — с вызовом сказал Джек.

Эмма наклонилась к нему.

— Теперь твоя очередь. Расскажи что-нибудь о себе.

— Я тоже не промах. — Джек сунул кредитную карточку в кожаную папку, тактично оставленную у его локтя. — Могу посоперничать с твоим конкурсом.

— Позволь мне судить.

— Я играл Керли в школьной постановке «Оклахомы»!

— Серьезно? Я слышала, как ты поешь. Отлично поешь. Но я не знала, что ты увлекался театром.

— Я и не увлекался театром. Я увлекался Зоуи Маллой, которой досталась роль Лори. С ума по ней сходил. Поэтому я из кожи вон лез, когда пел «О, какое прекрасное утро», и получил роль.

— А Зоуи ты получил?

— Получил. На несколько счастливых недель. А потом, в отличие от Керли и Лори, мы расстались. Так печально закончилась моя актерская карьера.

— Держу пари, ты был классным ковбоем.

Джек озорно ухмыльнулся.

— Ну, Зоуи точно так думала.

Получив счет, Джек встал, протянул ей руку.

— Давай вернемся длинной дорогой, — предложила Эмма. — Я уверена, ночь чудесная.

Эмма не ошиблась. Ночь оказалась теплой, с мерцающими звездами, несмотря на снующие по улицам машины с включенными фарами и свет в окнах домов. Не спеша, обходя квартал за кварталом, Джек с Эммой подошли к величественному парадному входу в отель. И здесь было оживленно. Входили и выходили люди в деловых костюмах, в джинсах, в вечерних нарядах.

— Вечное движение, как в киносъемке, когда некому сказать «снято», — сказала Эмма.

— Не хочешь что-нибудь выпить в баре?

— Ммм, нет. — Они прошли к лифтам. — Я получила все, что хотела.

В лифте она повернулась и потянулась к нему. И чем выше поднимался лифт, тем больше учащался ее пульс.

Джек открыл дверь номера, и Эмма вошла в мерцающий свет свечей. На накрытом белой скатертью столе в серебряном ведерке охлаждалась бутылка шампанского. В хрустальной вазе алела единственная роза, и по всей комнате были расставлены свечи в прозрачных стаканчиках. Тихо шелестела музыка.

— О, Джек.

— И как это все сюда попало?

Засмеявшись, Эмма обхватила его лицо ладонями.

— Ты только что превратил потрясающее свидание в свидание мечты. Изумительно. Как ты это устроил?