Книга Татьяна и Александр, страница 3 – Полина Саймонс

Он считал, что они многим пожертвовали. Он считал, что, порвав с семьей и отказавшись от дома, бывшего родовым гнездом Баррингтонов на протяжении восьми поколений, они уже принесли большую жертву. Он считал, что, ютясь в тесных съемных комнатах в шумном и пыльном Бостоне и распространяя социалистические идеи, они пожертвовали многим.

Очевидно, нет.

Честно говоря, скорый переезд в Советский Союз явился для Александра сюрпризом, и вовсе не приятным. Но его отец верил в правильность своего выбора. Его отец считал, что Советский Союз – это та страна, где они почувствуют себя на своем месте, где над Александром не будут смеяться, где им будут рады, где ими будут восхищаться, а не сторониться и насмехаться. Та страна, где они превратят свое бессмысленное прозябание в жизнь, наполненную смыслом. В новой России власть принадлежала трудящимся, и трудящийся станет царем. Веры отца для Александра было достаточно.

Мама прижалась ко лбу Александра ярко накрашенными губами, оставив жирную отметку, которую потом стерла, но не до конца.

– Ты ведь знаешь, милый, что твой отец хочет, чтобы ты научился правильным вещам и вырос правильным человеком?

Немного дерзко Александр ответил:

– Это не совсем про меня, мама…

– Нет! – твердым голосом произнес Гарольд, держа сына за плечо. – Это все про тебя, Александр. Сейчас тебе всего одиннадцать, но скоро ты станешь мужчиной. И этот мужчина проживет одну-единственную жизнь, другой у него не будет. Я еду в Советский Союз, чтобы сделать из тебя правильного человека. Ты, сынок, мое единственное наследие, которое я оставляю миру.

– В Америке тоже много мужчин, папа, – заметил Александр. – Герберт Гувер, Вудро Вильсон, Кэлвин Кулидж.

– Да, но их нельзя назвать хорошими людьми. Америка порождает алчных и эгоистичных, заносчивых и мстительных людей. Я не хочу, чтобы ты стал таким.

– Александр, – подхватила мать, – мы хотим, чтобы ты приобрел те положительные черты, которых нет у жителей Америки.

– Это верно, – согласился Гарольд. – Америка делает людей слабыми.

Александр отошел от родителей, не отрывая взгляда от своего хмурого отражения в зеркале. Именно на себя он смотрел, когда они вошли. Рассматривая свое лицо, он думал: «Каким я стану мужчиной, когда вырасту?» Кивнув отцу, он сказал:

– Не беспокойся, папа. Ты будешь гордиться мной. Я не буду алчным, эгоистичным, заносчивым и мстительным. Я буду исключительно сильным человеком. Поехали. Я готов.

– Я не хочу, чтобы ты стал сильным человеком, Александр. Я хочу, чтобы ты стал хорошим человеком. – Гарольд помолчал. – Лучше меня.

Когда они выходили, Александр обернулся и в последний раз взглянул на свое отражение в зеркале. «Я не хочу забывать этого мальчика, – подумал он, – если мне когда-нибудь понадобится вернуться к нему».

Стокгольм, май 1943 года

«Пора на что-то решиться, – подумала восемнадцатилетняя Татьяна, проснувшись одним прохладным летним утром. – Я не могу больше так жить». Она встала с кровати, умылась, расчесала волосы, собрала книги и немногие предметы одежды и вышла из номера отеля, оставив его совершенно чистым, словно и не прожила в нем больше двух месяцев. Белые шторы то вздувались, то опадали от неумолимо дующего сквозняка.

И эту неумолимость она ощущала внутри себя.

Над столом висело овальное зеркало. Прежде чем уложить волосы, Татьяна пристально посмотрела на себя. На нее глядело лицо, которое она больше не узнавала. Детская округлость исчезла, уступив место удлиненному овалу с напряженными скулами, высоким лбом, твердым подбородком и сжатыми губами. Прошло уже много времени с тех пор, как она смеялась, демонстрируя красивые зубы и ямочки на щеках. Шрам на щеке от осколка разбитого лобового стекла зажил, осталась лишь тонкая розовая полоска. Веснушки тоже поблекли, но вот свои глаза Татьяна узнавала с трудом. Ее некогда сверкающие зеленые глаза казались на бледном лице единственными прозрачными барьерами между чужаками и ее душой. И эти глаза наводили ужас. Она не осмеливалась поднимать взгляд на людей. Она не могла даже смотреть на себя. Один взгляд в зеленый океан – и становилось понятным, какие бури бушуют за хрупкой оболочкой.