Книга Татьяна и Александр, страница 54 – Полина Саймонс

– Сам генерал Мехлис спас вам жизнь, – сказал Слонько. – Он хотел показать нашу добрую волю и веру в милосердие.

Александр не стал даже кивать. Он изо всех сил старался не заснуть.

– Как вы себя чувствуете, майор Белов? – поинтересовался Слонько, доставая бутылку водки и два стакана. – Бросьте, мы оба разумные люди. Давайте выпьем.

Александр покачал головой:

– Я поел и выпил чай. Я чувствую себя настолько хорошо, насколько это возможно.

Он был не в состоянии держаться прямо.

– Хочу с вами немного поговорить.

– Похоже, вы хотите услышать от меня ложь, но я не могу лгать. Пусть даже вы заморозите меня. – Он сделал вид, что щурится, а на самом деле у него просто закрывались глаза.

– Майор, мы спасли вам жизнь.

С огромным усилием Александр вновь открыл глаза:

– Да, но почему? Вы спасли меня, потому что поверили в мою невиновность?

Слонько пожал плечами:

– Слушайте, это так просто. – Он пододвинул к Александру лист бумаги. – Все, что от вас требуется, – это подписать данный документ, в котором говорится, что вы признаете факт сохранения вашей жизни. Вас сошлют в Сибирь, и вы будете спокойно жить вдали от войны. Вас это устраивает?

– Не знаю, – ответил Александр. – Но я ничего не подпишу.

– Придется подписать, майор. Вы наш пленник. Вам придется делать то, что вам велят.

– Мне нечего добавить к тому, что я вам уже сказал.

– Не добавляйте, просто подпишите.

– Я не поставлю свое имя ни под какой бумагой.

– И какое же имя? – спросил вдруг Слонько. – Вы хотя бы знаете?

– Очень хорошо, – сказал Александр, и его голова качнулась вперед.

– Не могу поверить, что вы заставляете меня пить в одиночестве, майор. По-моему, это невежливо.

– Может, вам не стоит пить, товарищ Слонько. Легко оказаться на краю пропасти.

Слонько поднял глаза, долго и пристально смотрел на Александра и наконец с расстановкой произнес:

– Знаете, когда-то давно я знал женщину, очень красивую женщину, пристрастившуюся к выпивке.

Никакого ответа от Александра не требовалось, и он молчал.

– Да. Это было нечто. Она была очень смелой, но ужасно страдала от отсутствия спиртного в тюрьме. Когда мы забрали ее на допрос, она была пьяна. Только через несколько дней она протрезвела, и у нас был долгий разговор. Я предложил ей выпить, и она выпила, а затем я дал ей лист бумаги на подпись, и она с благодарностью подписала. Она хотела от меня только одного… Знаете чего?

Александр с трудом покачал головой. Вот когда он услышал фамилию Слонько!

– Спасти ее сына. Она просила лишь об этом. Спасти ее единственного сына – Александра Баррингтона.

– Как мило с ее стороны, – заметил Александр.

Он сжал руки, чтобы они не дрожали, и приказал телу не двигаться. Ему хотелось стать стулом, партой, школьной доской. Ему не хотелось быть оконным стеклом, дребезжащим на мартовском ветру. В любой момент это стекло готово было выпасть из рамы. Как витраж в церкви в Лазареве.

– Позвольте узнать, майор, – осушив стакан и ставя его на деревянный стол, дружелюбно начал Слонько, – о чем вы сами попросили бы перед казнью?

– Выкурить сигарету.

– Не помиловать вас?

– Нет.

– Вы знаете, что ваш отец тоже умолял меня о снисхождении к вам?

Александр побледнел.

– Ваша мать умоляла меня трахнуть ее, но я отказался, – произнес Слонько по-английски, помолчал, а потом улыбнулся. – Сначала.