Книга На краю любви, страница 58 – Елена Арсеньева

Незаметно для себя Ася вышла из-под деревьев. Анисья заметила ее и, подхватив ребенка, кинулась куда-то вдаль, где сад уже граничил с лесом.

Сёмушка, впрочем, не хотел прерывать игру: он бился, вырывался, кричал, и Анисья принуждена была спустить его на землю, однако прикрывала своими юбками и смотрела на Асю с таким ужасом, что девушка не знала, плакать от обиды или смеяться от зрелища этого глупого страха.

– Не бойся меня, Анисья, я ведь зла никому не желаю! – воскликнула она наконец. – Скажи только: это сыночек Никиты Гавриловича?

– Их, их сыночек, – не сразу выговорила Анисья, исподлобья поглядывая на Асю. – Ох, простите, барышня Анастасия Васильевна, за эти слова! Знаю, что вам это слышать – нож в сердце, но вы можете со мной делать что угодно! Да хоть плетью засеките собственноручно, только невинного младенца не обижайте!

– Что за чушь ты несешь?! – возмутилась Ася. – С чего ты взяла, что я обижу Сёмушку?

– Да о вас всякое говорят, – буркнула Анисья. – Слышали бы вы о ком-нибудь другом такое, небось с ума сошли бы со страху!

– Что бы обо мне ни говорили, это неправда! – возмущенно вскричала Ася, и голосе ее позвучала такая ярость, что Сёмушка еще сильней испугался, вдруг кинулся бежать – и исчез между разросшимися и давно одичавшими смородиновыми кустами.

– Сёмушка! – ласково звала Анисья. – Где ты, дитятко мое?

Малыш не отзывался.

Ася тоже хотела окликнуть его, но сочла за благо промолчать, понимая, что ее голос может только сильнее напугать Сёмушку. Она только и могла, что сновать среди кустов, не проронив ни звука, – в отличие от Анисьи, которая металась туда-сюда бестолково, оглашая округу истошными воплями. Но все поиски были напрасны.

– Да не сквозь землю же он провалился! – наконец не выдержав, воскликнула Ася. Как раз в это мгновение Анисья умолкла, чтобы дух перевести, и до Аси донесся жалобный плач… и, самое удивительное, донесся именно из-под земли!

* * *

– Сёмушка! – завопила снова Анисья, но Ася с силой вцепилась одной рукой ей в плечо, а другой зажала рот, прошипев:

– Тише! Слушай!

Анисья вытаращила глаза и дернулась было, пытаясь вырваться, однако, на счастье, снова раздался испуганный плач.

– Сёмушка! Громче кричи! – крикнула, вырвавшись-таки, Анисья, но сама больше не орала: замерла и словно бы вся обратилась в слух.

Ася тоже прислушивалась изо всех сил, и наконец они вместе сообразили, с какой стороны доносится крик. Бросились туда – и наткнулись на поваленный, вывороченный из земли вместе с корнями куст смородины с давно пожелтелыми, пожухлыми листьями. Анисья отшвырнула куст в сторону, и девушки обнаружили под ним две замшелые, перепачканные землей плашки^[62], некогда, по всему видно, положенные рядом, а теперь разъехавшиеся в стороны. Раздвинули их, и открылась довольно глубокая яма, на дне которой, свернувшись клубочком, лежал плачущий Сёмушка.

– Ох, родименький! Да что ж теперь делать?! – заломила руки Анисья, однако Ася, оттолкнув ее, проворно спрыгнула в яму.

Яма оказалась довольно глубока, и Ася очень боялась, что Сёмушка сильно ушибся или, не дай бог, что-то себе сломал. Но руки и ноги его были целы; на вопросы, болит ли что-нибудь, он только мотал головой, а на Асю, забыв свой страх, смотрел с такой радостной, омытой слезами улыбкой, что девушка не смогла удержаться и расцеловала его перепачканную мордашку. В ответ Сёмушка сам чмокнул ее в обе щеки.