Онлайн книга «Ваш милый думает о вас»
|
«Ну, спасибо и на том, – подумала Юлия. – Стало быть, все-таки не предатель, а шпион!» Забавно. Дед ее, Димитрий Корф, тоже был шпионом. – То есть повидаться с вами я никак не мог, но все же видел вас. В маскараде у графини Сухоруковой. Помните, вы танцевали с вашим батюшкой, и он в танце сшиб ваш тюрбан… вы были одеты Шемаханскою царицею, помните? А его высокопревосходительство – мавром, княгиня Ангелина – мадам Помпадур… Помните? Разумеется, она помнила конфуз, когда в жарком котильоне, проводя ее под своею рукою, отец (он любил танцевать с Юлией и вообще танцевал превосходно) сбил с нее и тюрбан, и маску, и прическу растрепал… испортил танец, испортил ожидание заветного часа разгадки масок – и все, оказывается, ради того, чтобы колеблющийся жених мог решить, разорвать помолвку или нет! Приехал бы в дом как человек, они, наверное, понравились бы друг другу – да, разумеется! И не было бы бегства с Адамом, и ночи на почтовой станции, и белого крючка в окровавленном глазу горбуна, и «садовников» с «венками», и безумного Ржевусского, и черной пены, стекавшей с ее волос, и смертельного шепота Ванды, свесившейся с плота… Да что же Зигмунд сделал, как он мог сделать этакое со всей жизнью Юлии, со всей ее судьбою?! Как подумаешь, в последний год все события были подстроены так или иначе им… Ох, а это что же – он врал, что все забыл после удара по голове? И тут притворство?! Юлия в голос зарыдала от стыда, от безнадежности, а пуще оттого, что при событии, которое могло, должно было стать счастливейшим в жизни, чувствует себя так, словно стоит, связанная по рукам и ногам, беспомощная, на Лобном месте. Она не могла видеть Зигмунда, он стоял недвижимо, как бы застыв, и даже дыхания его не было слышно, однако Юлия не сомневалась, что он едва сдерживает раздражение от ее вопросов, от ее слез, а ведь и тех и других у нее еще много, слишком много, и не знаешь, о чем прежде спрашивать! Она глубоко вздохнула, но все равно – сразу с голосом сладить не удалось, и первые слова выговорились тоненько, жалобно – наверное, это еще пуще рассердило Зигмунда, потому что он как-то дернулся в темноте, но вновь остался неподвижен. Да-да, конечно, ты ждала, что он не выдержит и снова схватит тебя в объятия, начнет утешать и, как пишут в романах, осушать поцелуями твои слезы? Бесполезно будить в людях чувства, которых они лишены, только и остается, что пытаться прочесть невнятные страницы в книге судьбы своей: ужасаясь настоящему, страшась будущего, открывать прошлое. – Это вы, стало быть, сообщили отцу о моем местонахождении? – Разумеется, – почему-то очень тихо проговорил Зигмунд. – И он знал, что вы находитесь в лазарете? Может быть, даже виделся с вами? – Знал. Но не виделся: вы могли об том случайно проведать, и это вызвало бы у вас ненужные подозрения. – Что ж, весь этот план был вами измыслен? И отец его сразу одобрил? – Не сразу. Постепенно, а все ж согласился со мною. – Да почему? – с безнадежностью слепого, глухого и немого, не способного уловить простоты и обыденности человеческого общения, возопила Юлия. – Да разве же нельзя было мне все открыть?! Отец ведь знал, я из его воли не выйду: что он мне велит, то и сделаю… – Так ли? – тихо, быстро спросил Зигмунд. – Но я этого не знал. |