Онлайн книга «Джейн Эйр»
|
– Значит, имя этого джентльмена – мистер Сент-Джон Риверс? – Сент-Джон – это его имя, а Риверс фамилия. – А его сестер зовут Диана и Мери Риверс? – Да. – Их отец умер? – Умер три недели назад от удара. – Матери у них нет? – Хозяйка умерла ровно год назад. – Вы долго прожили в этой семье? – Я живу здесь тридцать лет. Всех троих вынянчила. – Значит, вы честная и преданная служанка. Я отдаю вам должное, хотя вы и были невежливы, что назвали меня нищенкой… Она снова с изумлением посмотрела на меня. – Видно, я, – сказала она, – здорово ошиблась на ваш счет; но тут шляется столько всякого жулья, что вы должны простить меня. – …и хотя вы, – продолжала я строго, – собрались прогнать меня в такую ночь, когда и собаку не выгонишь. – Ну да, это было нехорошо; но что поделаешь! Я больше думала о детях, чем о себе. Бедняжки! Некому о них позаботиться, кроме меня. Волей-неволей будешь сердитой. Я несколько минут хранила строгое молчание. – Не осуждайте меня очень, – снова заговорила она. – Нет, я все-таки буду осуждать вас, – сказала я, – и скажу вам почему. Не столько за то, что вы отказали мне в приюте и сочли обманщицей, а за ваш упрек, что у меня нет ни денег, ни дома. А между тем некоторые из самых лучших людей на свете были так же бедны, как я; и, как христианка, вы не должны считать бедность преступлением. – И правда, не должна бы, – сказала она, – мистер Сент-Джон говорит то же самое. Не права я была; и теперь я вижу, что вы совсем не такая, как мне показалось сначала. Вы очень милая и вполне приличная барышня. – Пусть будет так. Я вас прощаю. Дайте вашу руку. Она вложила свою белую от муки, мозолистую руку в мою; еще более приветливая улыбка озарила ее грубое лицо, и с этой минуты мы стали друзьями. Старушка, видимо, любила поговорить. Пока я чистила ягоды, Ханна разделывала тесто для пирогов и рассказывала мне различные подробности о своих покойных хозяине и хозяйке и о «детях» – так она называла молодых девушек и их брата. Старый мистер Риверс, рассказывала она, был человек довольно простой, но это не мешало ему быть джентльменом, и притом из очень старинного рода. Марш-Энд принадлежал Риверсам с того самого дня, как был построен, добрых двести лет тому назад; правда, с виду это небольшой и скромный дом – не сравнить его с хоромами мистера Оливера в Мортон-Вейле. Но она еще помнит отца, Билла Оливера, – тот был всего-навсего рабочим на игольной фабрике, а Риверсы – дворяне еще со времен всех этих Генрихов, в этом может убедиться всякий, кто заглянет в книгу метрических записей, что хранится в мортонской церкви. Правда, старый джентльмен был человек простой, как все здешние. Он был страстный охотник и хороший хозяин, и все в таком роде. Ну а хозяйка, та была совсем другая. Очень читать любила и вечно что-то изучала; и детки пошли в нее. Таких, как они, нет в здешнем краю, да никогда и не было; полюбили они учение, все трое, чуть не с того самого дня, как говорить начали; и всегда они были особенные, не другим чета. Мистер Сент-Джон, как подрос, поступил в колледж, а потом сделался пастором; а девочки, как только окончили школу, решили пойти в гувернантки. Они говорили, что их отец потерял много денег из-за одного человека, которому доверился, а тот взял да и обанкротился; и так как отец теперь недостаточно богат, чтобы дать за ними приданое, они должны сами о себе позаботиться. Сестры почти не живут дома и приехали только на короткое время, по случаю смерти мистера Риверса; но они так любят Марш-Энд, и Мортон, и вересковые пустоши, и наши горы! Обе барышни побывали в Лондоне и еще во многих больших городах; но они всегда говорят, что дома лучше всего. А как они дружны между собой! Никогда не поспорят, не поссорятся! Уж другой такой дружной семьи, вероятно, и на свете нет. |