Книга Счастье в огне, страница 37 – Мария Захарова

– Твою в бога душу мать. Дите! Там же дите! Говорил же, дите! – приговаривал Кузьмичёв, тяжело переваливаясь через край окопа.

– Куда! Кузьмичёв! Назад! – голос Большакова врезался в тишину и покатился вдоль окопа. – Назад, говорю тебе!

Но Кузьмичёв уже полз среди кирпичей, стараясь не опираться на раненную руку и от того как-то странно, неестественно приволакивая свое большое, грузное тело.

В напряженной тишине текли минуты. Люди в окопе не сводили глаз с медленно двигающейся фигуры бойца, теперь тоже почти незаметной в дыму. Одинокая автоматная очередь врезалась в тишину и опять все стихло.

– Доползи, миленький, доползи. Прошу тебя, пожалуйста, – Варя даже не заметила, что говорит вслух.

Дым рассеивался, стали отчетливо проступать очертания развалин на другой стороне улицы. Остатки его унес очередной порыв ветра. Теперь вся улица просматривалась как на ладони вместе с ползущим Кузьмичевым. Уже без труда можно было разглядеть и ребенка, совсем крошечного, не больше полутора лет от роду, неизвестно как попавшего на эту развороченную улицу, с обеих сторон которой неслись тысячи смертей. Варя глянула вправо, туда, где вместе со всеми следил за продвижением своего солдата Егор. Его глаза, не мигая смотрели на ползущую фигуру, зубы были сжаты так, что скулы побелели, и только кадык ходил вверх-вниз, когда мужчина судорожно сглатывал комок, видимо стоявший у него в горле.

Кузьмичёва отделяло от ребенка не больше десяти-пятнадцати метров, когда ему навстречу понеслись пулеметные очереди. Пулемет бил не торопясь, почти прицельно, взметывая вокруг малыша фонтаны кирпичной крошки. Было видно, как Кузьмичёв весь подобрался, спружинив вскочил на ноги и, налетев на пулеметную очередь, рывком бросил свое мертвое уже тело вперед, скрыв под собой ребенка.

Будто рев пронесся вдоль окопа, и какая-то неведомая, но непреодолимая сила швырнула людей из окопа: вверх и вперед. Не «Ура!» неслось из солдатских рядов, бегущих через улицу, а какое-то надрывное, выворачивающее душу «А-а-а-а....», перекрывающее шум боя. Солдаты бежали и бежали, не ложась и даже не пригибаясь. То тут, то там в рядах образовывались бреши, когда падали убитые или раненые. Но ряды снова смыкались и неслись дальше.

Варвара метнулась следом за всеми, в кровь ободрав ладони о битые кирпичи сверху окопа и даже не заметив этого. Она бежала ничего не слыша и почти не соображая. Инстинкт гнал ее вперед, вперед, туда, где был ребенок, надежно укрытый от пуль телом Кузьмичёва.

***

Ночью почти весь отряд перебрался в занятое благодаря дикому порыву солдат здание. Там, в развалинах за спиной, осталось только боевое охранение.

Теперь люди могли устроиться с гораздо большим комфортом в практически уцелевшем здании. Стены сохранились почти целиком, только в нескольких местах зияли проломы. Варе досталась абсолютно целая комната, даже с кроватью, где она устроила спасенного малыша.

Найденыш оказался мальчиком. Умытый и накормленный собранными по карманам, оставленными бойцами на черный день сухарями, перемешанными с табачными крошками, он тихо сопел сейчас на кровати периодически всхлипывая. А Варвара сидела возле него, не в силах ни лечь, ни куда-то идти, ни что-то делать. Она думала о Митьке, о дочери Большакова, погибшей еще до войны и о чудом спасенном сегодня малыше, о его матери, обнаруженной недалеко от мальчика. Куда она направлялась одна, с маленьким ребенком, как попала на простреливаемую со всех сторон улицу, осталось непонятным. Потом Варины мысли потекли в другом направлении, вспоминая сегодняшний бой, она переключилась на Большакова и на собственные чувства. Теперь она ясно понимала, что любит этого человека, и расстраивалась из-за того, что он не любит ее, и, наверное, не сможет любить никогда, потому что любит ту, другую, погибшую женщину, а ее, Варю, воспринимает как ребенка, о котором нужно заботиться. Но ведь когда не любят, так не смотрят? Или смотрят?.. В этот момент девушка уснула.