Книга Счастье в огне, страница 36 – Мария Захарова

Бой продолжался уже довольно долго, и, казалось, конца-края ему не будет. Немцы не шли в открытую атаку, но и огня не прекращали. Наши стреляли мало, короткими очередями – Егор еще вчера приказал беречь боеприпасы, неизвестно было, когда доставят следующие. На соседней улице, через которую можно было пробраться к берегу, уже два дня были немцы.

Варвара закончила перевязывать легко раненного Кузьмичёва, который все время перевязки не переставая матерился, укладывая на одну дорогу, ведущую в известном направлении, войну, немцев, свою жену, давно не присылавшую писем, недостаток еды, желание поспать и капитана Большакова, не дающего перейти к активным действиям и выбить, наконец, немцев из дома напротив, стоявшего на пути к площади, которая давала немецким танкам слишком большую свободу для маневра.

Варвара, давно привыкшая к Кузьмичёвским стенаниям по любому поводу, не обращала внимания на его пространную речь. Сосредоточиться не давал пустой желудок, в который за последние сутки попала лишь горбушка подсохшего, пахнущего табаком хлеба, принесенная вчера вечером Егором.

«Егор…» – девушка отыскала взглядом Большакова, о чем-то ожесточенно спорившего с политруком. Слов в грохоте боя было не разобрать, но Варя поняла, что политрук в чем-то убеждает командира, а тот категорически не соглашается. Мысли ее потекли в другом направлении. Как же редко они видятся теперь, а общаются и того меньше. Егор всячески старается избегать ее. Правда в пространстве, ограниченном одним полуразрушенным домом это довольно непросто, и им все-таки приходится встречаться, но мужчина, едва кивнув, старается пройти мимо.

А вчера вечером Варвара задремала, прямо сидя, положив голову на шинель, которую зашивала перед этим – сейчас она даже не могла вспомнить, чья именно это была шинель. Разбудило ее странное ощущение чего-то ускользающего, но от того еще более важного. Она приоткрыла глаза – возле нее на корточках сидел Егор, во взгляде его плескалась нежность, перемешанная с тоской. Но как только он понял, что девушка уже не спит, глаза его опять стали холодно-стальными и какими-то отрешенными. Он молча протянул руку – на его ладони лежала та самая горбушка хлеба. Варя сглотнула слюну, и уже не могла больше думать ни о чем, кроме того, что очень, ну просто очень хочется есть. И где только он достал этот хлеб? Продуктов, как и боеприпасов, не было уже третий день. Егор взял руку девушки, вложил в нее хлеб и молча пошел прочь. Отойдя на несколько шагов, он остановился, словно хотел вернуться, но, так и не обернувшись, не сказав ни слова, ушел.

От воспоминаний Варю отвлекла наступившая вдруг тишина – немцы прекратили стрельбу.

– Етит твою через коромысло, неужто угомонились? – бубнил рядом Кузьмичёв. – Небось обедать ироды отправились. Ни днем от них покою, ни ночью. И от грохота уши уже позакладывало, и пищание какое-то, будто дите малое рыдает… Дите… Погоди-ка – Кузьмичёв приподнялся, прислушиваясь.

– Да какое дите, Кузьмичёв, опомнись. Господи, тишина какая – Варя блаженно зажмурилась.

Но теперь ей вдруг тоже почудился детский плач. Она открыла глаза – теперь уже не только Кузьмичёв, но и другие бойцы стояли, прислушиваясь, пытаясь что-нибудь разглядеть среди дыма, застилавшего улицу. Варя вскочила на ноги и, привалясь к брустверу, тоже стала всматриваться в дымовую завесу. Теперь детский плач послышался отчетливее. Внезапно налетевший ветер колыхнул облако дыма, на минуту образовав в нем окно. Но этой минуты хватило стоявшим в окопе, чтобы разглядеть крошечную фигурку, шевелящуюся прямо посередине улицы, там, где еще недавно был тротуар в окружении липовой аллеи, а теперь высились груды битого кирпича в окружении обгоревших, искореженных липовых стволов.