Книга Счастье в огне, страница 41 – Мария Захарова

Боец пошевелился, потом попробовал приподняться – тело явно не слушалось его. Варвара прикинула расстояние до начала тропы. Уже совсем рассвело, подул ледяной, совсем зимний ветер, разогнавший дождливую хмарь. Оставаться на открытом берегу было смертельно опасно.

– Витя, попробуй встать – она потянула Куклина за плечи, и после нескольких неудачных попыток смогла приподнять его. Он со стоном привалился к ней.

– Варвара? Ты как здесь? – слова прерывались кашлем и одышкой, – мы думали… мы все думали, что тебя убило… было темно… и раненые… кричали… мы очень торопились. – Куклин немного помолчал, собираясь с силами. Молчала и Варя, не осмеливаясь задать вопросы, мучившие ее. – Оглушило меня…

– Витя, послушай, уже совсем светло, нам нельзя здесь оставаться. Ты сможешь двигаться? – на Варвару стал накатывать липкий страх, – Виктор, слышишь меня?

– Да. Светло. Надо уходить, – мужское тело давило на Варю, ныла нога, к тому же нестерпимо заболел бок, – Сейчас… Я сейчас, – Виктор рывком перевернулся и встал на четвереньки, из горла его вылетел хриплый стон.

Подталкивая и поддерживая друг друга, они добрались до кустарника под косогором и решили здесь дожидаться темноты, чтобы прийти в себя и ночью вернуться в отряд. За часы, прошедшие до сумерек, наполненные болью, голодом, а, главное, жаждой – вода была рядом, но добраться до нее было невозможно – Варвара узнала, что, когда она скатилась с косогора, бойцы, находившиеся рядом, решили, что ее убило. Савельев, увидев, что ее нет, кинулся обратно, но ему прокричали, что девушка убита, и тот вернулся, чтобы организовать погрузку раненых. Когда грузили последние носилки, самого Савельева ранило, тяжело, но вроде бы не смертельно, и его тоже забрали на пароход, куда Виктор подал и ребенка, а потом, не успел пароход отойти, недалеко от него взорвался снаряд. Больше он ничего не помнил.

А еще Куклин, которому, оказывается, было всего двадцать два года от роду, рассказал, что сам он из-под Перми, где у него остались мать и четверо сестер, младшей было всего четыре года. Отец его погиб на лесозаготовках почти сразу после рождения младшей дочери. Он все говорил и говорил о том, как они там, на что живут, и что будет, если его тоже убьют. А Варя почти все время молчала и думала о своей матери, и об отце, и о Митьке, и тихие слезы текли и текли из ее глаз, и казалось, конца им не будет.

За следующие десять дней батальон Большакова еще несколько раз перемещался, захватывая то один дом, то другой. В принципе, это были уже не дома, а только то, что от них оставалось, а оставалось все меньше, в основном уцелели только подвалы и кое-где остатки первых этажей. Но люди из отряда продолжали называть их домами. Каждый день по-прежнему шли ожесточенные бои. Но вокруг что-то менялось, сначала почти неуловимо, потом все более отчетливо, и, наконец, люди стали понимать, что с каждым боем оказываются все дальше от берега Волги. Это вселяло в людей какую-то робкую надежду, постепенно превращавшуюся в уверенность, что город не будет сдан никогда, и в конце концов будет освобожден. Но это будет потом, а сейчас шел очередной бой, немцы с утра уже третий раз начинали атаку на потерянный три дня назад дом, где сейчас обосновался батальон Большакова. Вернее, называть его батальоном было бы большим преувеличением – людей в нем осталось меньше роты. Тем не менее это было боевое соединение, не уступавшее своих позиций и даже переходящее в атаки и отобравшее у немцев уже несколько домов.