Книга Царствуй во мне, страница 130 – Наталья Ратобор

Шевцов внимал, откинувшись на спинку, играя желваками. Постепенно он приходил в себя. Пелена гнева спадала с глаз.

– Дружной… леший с тобою. Варя права. Спасибо за нее… и за меня. Но к ней – не приближаться! За версту чтоб я тебя не видел.

Так был отмечен день рождения Варвары Николаевны.

– Сестра моя работает педиатром в больнице Веры Слуцкой, что на Васильевском острове, к ней непременно обратитесь, – советовала Мария Николаевна женщине, катящей в кресле обезножевшую девочку, – она вам порекомендует ведущего детского ортопеда и специалиста по гнойному остеомиелиту.

– Маша, – окликнул опирающийся на трость мужчина с одутловатым лицом, отекшими дряблыми веками, наводившими на мысль о нездоровых почках. – Неприятность приключилась, видишь ли: я ключ где-то выронил.

Мария Николаевна с нежностью глянула на искалеченного войной мужа:

– Захар, отчего без пальто? Варя же велела остеречься… Смотри, соли больше не добавляй в обед… Как ребенок, честно слово… Хоть прячь.

* * *

На братской пирушке старых коммунистов из Дальбюро присутствующие потешались над воспоминаниями Виктора Кина:

«О, это была веселая республика – Дальне-Восточная Республика! В парламенте бушевали фракции, что-то вносили, согласовывали, председатель умолял о порядке. Над председателем висел герб, почти советский, но вместо серпа и молота были кайло и якорь. Флаг был красный, но с синим квадратом в углу. Армия носила пятиконечные звезды – но наполовину синие, наполовину красные. И вся республика была такой же, половинной».

Один Захар Анатольевич не смеялся, и при первой возможности ушел под благовидным предлогом. Рассказы о ДВР вызывали в офицере образы убитых с обеих сторон русских людей; сожженных в топке товарищей; вырезанных японцами деревень; звериной ненависти потерявших человеческий облик врагов.

* * *

– Валера, ты знаешь, кого я встретила? Сегодня привозили на прививку ребят из детского дома, и там я узнала Юру, вообрази!

– Юру?

– Чадова. Помнишь, его отец к тебе был прикреплен партийным наставником. И оказался потом неплохим человеком. Славный мальчик этот Юра – и глаза такие же беззаветные. Ему 12 лет теперь. Жаль, остался без родителей.

– Варя… Тихон меня однажды в заслоне прикрыл… Я не говорил, чтобы нервы не щекотать… Мы должны взять парня. Дело чести.

– Можешь не уговаривать. А вот согласится ли Юрий?

– Мы попробуем ему понравиться.

– Валер… Если уж на то пошло: мне две сестрицы приглянулись. Старшей Марусе как раз 12 – давай ее тоже примем – Юре будет о ком заботиться, кого защищать.

– Это лишнее, мы не в состоянии спасти весь мир. Нам не по силам – и некуда. Наш сынуля Валя еще маленький совсем.

– Валерушка, талантливая девочка – художница! Она так нуждается в нас и нашей поддержке. Как можно отвернуться!

– А потом и сестру ее притащишь… Ведь это – не котята, а люди, хотя пока еще небольшие, но со своими страстями, недостатками и предпочтениями. И нам со всем этим всерьез иметь дело.

Супруги повздорили. Шевцов, сорвавшись, наговорил резкостей и удалился открыть входную дверь – навстречу звонку в дверь, заверещавшему резким, подхлестывавшим и без того взвинченные нервы звуком. Принесли депешу из облвоенкома: вызывают на усмирение религиозного мятежа. Шевцов с отвращением засобирался, пообещав себе перейти на менее оплачиваемую милицейскую службу. Впрочем, возможно, именно благодаря его присутствию сегодня мирно разойдутся прихожане закрываемого храма: не прольется кровь, и не будут арестованы люди, уносящие на многолетнее хранение в свои дома вековые святыни.