Книга Царствуй во мне, страница 31 – Наталья Ратобор

Трудно вообразить, каково было в малом городке в предместьях Санкт-Петербурга сыскать знатока венгерского языка. Валерьян Валерьевич обошел прихожан и выяснил, что в прилегающем сельце снимает дачу бывший цирковой гимнаст, уроженец Закарпатья. По безвыходности решили попытать счастья. Послали пролетку. Располневший на покое артист с охотой прибыл и действительно сумел объясниться с норовистой туземкой.

Почесав мохнатую голову, господин Орос передал озадаченным домочадцам:

– Она не может подняться на второй этаж.

– Что за блажь?

– Боится осквернить дом.

– Переведи: у нас другие порядки. И коль скоро она поехала со мной, пусть перенимает правила нашего мира.

Девочка по-прежнему цеплялась мертвой хваткой за перила.

– Поняла ли она?

– Поняла. Но строптива.

Шевцову прискучили бесплодные разъяснения. Взяв руки Илоны в свои, он медленно разжал ее пальцы. Илона смотрела Шевцову в глаза с доверчивым обожанием, все еще сопротивляясь по инерции. Подхватил на руки обмякшую девчонку – и понес наверх. Занеся в горницу, усадил на кровати. Илона не давала ему разогнуться, обхватив шею руками.

– Илоночка… пусти. Ты здесь будешь жить. Обживайся.

Илона еще крепче ухватилась за Валерия, бормоча непонятные тревожные слова.

Шевцов оперся коленом на кровать:

– Девочка, знаю, что тебе страшно. Ничего, все пройдет. Ничего.

– Ничего… – эхом откликнулась девушка.

– Вот и славно… Пусти, моя хорошая.

Илона разжала руки.

– Скоро ужин подадут. Покажу, как нужно за столом сидеть. Не робей, девочка.

* * *

Томным лиловым августовским вечером, одним из последних в остывающем Петербурге, Шевцов запросил аудиенции у Шаляпина: Большой театр давал на сцене Мариинского «Фауста». Ему отказали – певец устал и занят был чрезвычайно.

Тогда Шевцов, потеревшись среди артистов труппы и разведав, каковы вкусы и предпочтения певца, отправил Шаляпину невообразимых размеров корзину его любимых махровых сиреневых роз, с сопровождающим письмом: «Глубокоуважаемый Федор Иванович! Ваше искусство призвано пробуждать человеколюбивые движения души ценителей Вашего таланта. Позвольте выразить уверенность в том, что Вы, как самобытный выходец из крестьянской семьи, выпестованный щедростью благодетелей, разглядевших Ваш творческий гений, не преминете признать природные способности обездоленной, но несомненно одаренной молодой особы. Во имя Ваших учителей и радетелей прибегаю к Вашему покровительству и великодушию. Все, о чем смею просить, – уделите полчаса Вашего драгоценного времени, чтобы распознать Богом посланный талант. Закапывать оный возбранено и Создателем».

Шевцов ждал недолго: в фойе вбежал суматошный, встрепанный человек в поношенном фраке:

– Господин Шевцов? Поднимитесь, вас ожидают.

Шевцов подал знак предупрежденному и задобренному швейцару, и в фойе пожаловал благопристойного вида господин Дружной, под руку с маленькой оробелой смуглянкой, наряженной небогато, по-мещански.

Крупнотелый Федор Иванович приветливо подал руку Шевцову, осведомившись об имени и звании. Шевцов коротко представился и рассказал предысторию визита.

– Удивительно. Подлинно удивительно. Ну что ж… Попробуем…

Шевцов дал знак Илоне приблизиться к инструменту. Догадливая девушка скоро сообразила, что от нее требовалось. Шевцов и Дружной, переговариваясь, спустились в фойе. Против ожидания, прослушивание продолжалось более часа. Шевцов уже стал беспокоиться, когда господин Шаляпин сам изволил подойти к молодым людям: