Онлайн книга «Красна Марья»
|
— Одним словом, отбудешь положенный срок в карцере — и чтобы этого самовольства более не повторялось, это я официально тебе заявляю! И впредь не вынуждай меня на дисциплинарные меры, применения которых мне хочется менее всего. Ты хорошо меня понял? Алексей не ответил. Он болезненно воспринял наказание, исходящее от «боевой подруги», — это задевало его гордость и мужское самолюбие. — И последний вопрос: куда это ты по ночам регулярно отлучался? Обозленный Алексей сверкнул глазами и вкрадчивым голосом, не предвещавшим доброй беседы, осторожно осведомился: — Это ты вправду интересуешься или так — для поддержания разговора спрашиваешь? — Сгораю от любопытства! А более всего, полагаю, этим могут и в официальных инстанциях заинтересоваться, — пригрозила рассерженная Мария Сергеевна. Алексей вознегодовал и не стал отвечать. К тому же в душе он осуждал комиссара за «бессердечие» по отношению к ограбленным крестьянам. Их отношения дали первую трещину. Он и не подозревал, что недавний отъезд Марии в Петроград был как раз связан с ее выступлением перед ВЦИК Всероссийского съезда Советов. В нем она решительно поддержала позицию немногих товарищей, выступавших против оголтелой продразверстки, за что и была обвинена в сочувствии левоэсеровскому мятежу и едва не поплатилась членством в партии. Не знал он, что и сейчас, фактически саботируя включение полка в состав Частей Особого Назначения Красной армии и участие в операциях по изъятию «излишков» хлеба, а также попустительствуя прячущим муку крестьянам, она ходила по лезвию ножа, хотя и держалась с безупречным хладнокровием, при этом стараясь действовать рассудительно и изворотливо. И уж конечно, не знал Алексей, что комиссар скрыла от него и других моряков эти внутрипартийные перипетии и свои злоключения, чтобы «не искушать» товарищей и не очернить в их глазах романтический образ революции и коммунистической партии. Впрочем, если бы комиссар могла предвидеть, чем закончатся их недоразумения с Алексеем, пожалуй, она предпочла бы говорить начистоту. Мария Сергеевна провела беседу и с остальными разведчиками — убеждала, вразумляла. В результате она оставила под стражей Алексея с его заместителем Александром: требовались показательные дисциплинарные меры. Все должны были твердо усвоить: спуску никому не будет. При этом она упорно доказывала командованию, что дозорный отряд следует использовать для более важных задач, а значит, освободить от мероприятий по изъятию хлеба. Таким образом, все обошлось «малой кровью»: ее вмешательство предотвратило неизбежное решение реввоентрибунала — расстрел. Этот инцидент, однако, не прошел для нее даром: в полку, посмеиваясь в ладонь и озираясь, стали поговаривать, что «наш-то комиссар, кажется, того… покрывает своего хахаля…». Высокий комиссарский авторитет потускнел, хотя пока что никто не позволял себе откровенно зубоскалить. * * * Алексей с Капитолиной пытались привести к отцу Серафиму их общего друга Александра Луцкого, но тот отказался. Более того, бойкий на язык парень подтрунивал над привязанностью Алексея к «служителю устаревшего культа», но только наедине: в присутствии товарищей он помалкивал и покрывал друга во время отлучек. В одно из воскресений Александр все же увязался за Алексеем проведать Лину, в присутствии которой становился конфузливым, подобно пугливому юнцу. Правда, он не последовал за ним внутрь храма, а поджидал снаружи: прихожане боязливо косились на человека в матросской форменке. Когда же верующие двинулись с хоругвями вокруг церкви крестным ходом, Сашок побрел за процессией и не уклонялся от веселых брызг святой воды. Дымилось славное голубиное утро, несмотря на близость войны, воздух был пронизан солнечным триумфом. Отец Серафим в нарядном облачении излучал пасхальное ликование. К нему хотелось притронуться — и окунуться в его торжество. По окончании службы Александр неожиданно испросил у священника благословения, и тот, конечно, согрел его душевным приветом. Алексей и Лина переглянулись. |