Книга Красна Марья, страница 18 – Наталья Ратобор

В городе искореняли также белый клир и монашествующих, не щадя и церковных старост, активных членов приходских общин. Этих, как правило, выдавали коммунисты из местных.

Командованию первого морского полка поступило распоряжение с раннего утра заступить в оцепление — во время официального закрытия Свято-Троицкого собора, главного собора города, которое должно было сопровождаться расправой над клиром. Заранее прознав о готовящемся преступлении, прихожане еще с ночи собрались вокруг собора. Местные жители наблюдали за действиями властей с мрачной враждебностью. Одни причитали, другие встали на колени и молились, многие плакали.

Товарищ Беринг пребывал в раздражении: еще с утра он решительно заявил комиссару, что он — специалист по военным вопросам, а не по расправе над верующими. Комиссару пришлось очень постараться, чтобы хоть немного утихомирить его праведный гнев. Матросы были растеряны и предпочитали избегать возмущенных взоров прихожан. Алексей стоял злой и бледный, кусая губы. Атмосферу накалило появление Капитолины, скорбно пенявшей «братишкам». Тем не менее революционные матросы выполняли приказ и не подпускали верующих к храму. Но когда подошел высокий представительный настоятель, они помялись и нерешительно пропустили его: по внушительности священник не уступал даже епископу. Мария Сергеевна промолчала, якобы ничего не заметив. Протоиерей быстро сообразил, кто здесь главный, и прямиком направился к женщине в кожанке:

— Я решительно протестую! Это неслыханное беззаконие — на каком основании не допускаются прихожане в храм? Сегодня воскресный день. Вы слышите меня?!

Комиссар пристально посмотрела ему в глаза и тихо, но внятно произнесла:

— Послушайте! Вы ничего не измените. Советую вам как можно скорее покинуть территорию собора и, более того, покинуть город со всей семьей. Так вы, по крайней мере, избежите ненужных жертв.

— Советуйте в ваших Советах! — раздраженно оборвал ее священник. — А здесь распоряжаюсь я! Немедленно снимите оцепление и пропустите людей на службу!

— Напрасно вы так… И мы, разумеется, никого не пропустим.

— Вы не смеете! — повысил тон настоятель, но, встретив ледяной взгляд комиссара, осекся и, поняв безысходность ситуации, развернулся и молча пошел к храму — облачаться, несмотря ни на что.

Из клира за ним прошли еще один священник и дьякон, остальные смешались с толпой.

Вскоре появились местные активисты и красноармейцы в будёновках. Они вломились в алтарь и, выведя наружу протестующих «церковников», публично огласили постановление об упразднении прихода и о показательном расстреле «пойманных с поличным врагов советской власти». Настоятеля пробила крупная дрожь, но он пока держался. Престарелый дьякон слабо всхлипнул, а второй священник — молоденький, очень стройный иерей с золотистыми одуванчиковыми завитушками — сосредоточенно молился, будто происходящее не имело к нему ни малейшего отношения. Толпа угрожающе загудела и стала налегать на оцепление; красноармейцы дали несколько предупредительных выстрелов в воздух — люди отхлынули.

— Кончайте… быстрее, — злобно прошипел чекист в пиджаке и грязном, неопределенного цвета шарфе.

Солдаты засуетились.

Для исполнения приговора арестованных отвели обратно в алтарь.

Линка металась от одного матроса к другому и пронзительно взывала: