Книга Гондола химер, страница 78 – Морис Декобра

Под террасой отеля «Шипхерд» сновали проводники и драгоманы. Голубые галабеи берберийцев, разноцветные тарбуши туземцев, серые шляпы туристов, белые токи изящных дам смешивались в золотистом воздухе, насыщенном солнцем и пылью. Вдоль приподнятой балюстрады американки в дымчатых очках показывали прохожим свои длинные тонкие ноги в светлых шелковых чулках. Вокруг камышовых столиков, уставленных бокалами с недопитым коктейлем, дрессированные птички из Коннектикута^[92]трещали язычками, произнося общие мнения по поводу лица Тутанхамона или львиного профиля богини Сехмет. Налево женщина, лет пятидесяти, перебирала в руках стеклянное ожерелье, приобретенное в лавчонке Муски; направо две английские девицы, курившие надушенные папиросы, показывали друг другу окаменелых жуков, выдаваемых за тысячелетних, мусульманскими продавцами в Луксоре. Был полдень. Леди Диана, прибывшая в отель накануне, спустилась в зал с египетскими колоннами. У парикмахера она встретилась с герцогиней де Блисс, не видевшей ее больше года и удивившейся при встрече с ней в Каире.

– Вы здесь, Диана? Вы не боитесь восстания?

– Не больше, чем вся эта космополитическая толпа, суетящаяся вокруг по Эзбекие.

– Вы правы. Суданские события не очень смущают здешних туристов. Пройдемся немного. Сегодня восхитительный день. Прежде всего мне хочется выпить коктейль, потому что язык мой сух, как плиты пирамид.

Герцогиня де Блисс была германо-американкой. Она купила герцога де-Блисс в Лондоне, на этой ярмарке снобизма. В обмен на годичную ренту в сто тысяч долларов он согласился исчезнуть из модных кружков, организуемых обычно его супругой. В одном из пунктов этого странного договора было подробно обусловлено, что нога герцога никогда не ступит через порог некоторых больших отелей, таких как «Шипхерд», «Семирамида», «Парижское Кафе», ни дюжины других известных заведений, где его публичное появление с любовницей не понравилось бы его жене. Герцогиня сама великолепно наставляла рога своему супругу, но отнюдь не желала, чтобы он делал ее смешной в глазах света. Она ругалась и курила, как гвардейский сержант, пила, как негритянский король, и уснащала свой разговорный язык такими словечками, которые великосветское общество терпит только у свободомыслящих миллиардерш.

– Дорогая, – проговорила она, беря леди Диану под руку. – Я обожаю Египет, я ежегодно даю себя обворовывать, платя по пятьсот пиастров за древности, фабрикуемые целыми пачками у Гарроди, и покупаю поддельные старинные ковры у сирийцев с бархатными глазами и волнующим меня акцентом. Я обожаю это… Я не знаю, говорила ли в нос Клеопатра и жевал ли резинку Антоний, но в этой проклятой стране сразу попадаешь во власть чувственности. Вчера я отправилась со своим проводником к пирамидам Саккара. Он шел рядом с моим белым ослом и, время от времени, просовывал руку между седлом и моим седалищем, чтобы убедиться, хорошо ли я сижу. В конце концов эта история надоела мне, и я сказала ему: «Эй, ты, Мохаммед, если это для осла, то пониже, а если для меня, то повыше…» Вот он как раз ищет меня, чтобы сопровождать меня на прогулку до завтрака к могилам калифов.

Смуглый, красивый бербериец поклонился, стоя внизу террасы, и поднес два пальца к губам и ко лбу.