Книга Бандит Ноубл Солт, страница 2 – Эми Хармон

Лонгбау получил несколько пулевых ранений в руки и одно в голову. Кэссиди был найден в соседней комнате, он погиб от выстрела в висок и сжимал в руке револьвер. Власти предполагают, что он покончил с собой.

Национальное детективное агентство Пинкертона^[1] много лет выслеживало преступников, которых обвиняют в многочисленных ограблениях банков и поездов на американском Западе.

Недавно агенты Пинкертона получили наводку из Боливии и распространили там фотографии американских бандитов. Власти этой страны уверены, что им удалось предать правосудию двух вооруженных и опасных преступников. Руководитель детективного агентства Роберт Пинкертон заявил по этому поводу: «Кэссиди оставался самым хитрым и отчаянным бандитом нашего времени, и я рад, что теперь его беззакониям пришел конец. Это были дурные люди. Они не были героями. Они грабили, запугивали и убивали, и потому после их гибели жизнь в нашей стране и в мире станет лучше и безопаснее. Их не будут оплакивать».

Огастес поднялся и, скомкав газету, прижал ее к груди, чтобы снова не читать эти строки. Отодвинутый стул с грохотом упал. Огастес шагнул в сторону от стола, но перед глазами поплыли темные пятна, и он, оступившись, упал на колени. Нужно спрятать статью, пока мама не увидела. Он сожжет газету, и она никогда ни о чем не узнает. Или… хотя бы не узнает сегодня.

– Огастес? – окликнула мать из-за двери. – Ты не поранился?

Он утер нос рукавом и смахнул слезы, мешавшие ясно видеть, но на их место тут же набежали новые. Он поднялся, кинулся к печке, трясущимися руками открыл дверцу и сунул газету в огонь.

Их будут оплакивать. По ним будут скорбеть.

– Огастес?

В мамином голосе слышалась тревога, но он не мог ее успокоить. Он мог лишь смотреть, как огонь пожирает газету, и мечтать, чтобы часы снова показывали лишь половину восьмого утра.

Сентябрь 1900 года

Утром в четверг к Орландо Пауэрсу явился нежданный посетитель. Пауэрс сидел в своем кабинете в Солт-Лейк-Сити у окна, из которого открывался вид на мормонский храм в центре города. Его усердный помощник Уэстон Вудрафф только что ушел по делам, и судья был один. Едва пробило десять, но по-летнему назойливая жара уже вынудила его снять пиджак и расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки.

Он услышал, как распахнулась входная дверь и кто-то вошел в приемную, но дверь его кабинета была закрыта, и он решил притвориться, что его нет. Посетителей он не ждал и собирался готовиться к суду, назначенному на после обеда.

Входную дверь притворили и заперли изнутри на засов, и Орландо, вдруг покрывшись испариной, в испуге вскочил. Он сорвал с крючка свой пиджак и непослушными пальцами застегнул пуговицу на рубашке. Большинство его клиентов никакой опасности не представляли, но все же порой ему приходилось работать с отъявленными негодяями.

– Мистер Пауэрс? Уделите мне минуту? – послышалось из-за двери. В голосе говорившего не было и тени сомнения в том, что Пауэрс у себя.

Набрав побольше воздуха в легкие и не выпуская из рук заряженного пистолета, Пауэрс предложил незваному гостю войти. Конечно, времена менялись, но Запад по-прежнему оставался диким.

Позже Орландо придет к выводу, что бандит наблюдал за зданием, ожидая возможности проскользнуть внутрь незамеченным, явиться без доклада. И все же выглядел он безупречно. На нем был дорогой серый летний костюм и темная шляпа, на красивом лице – ни пылинки, ни капельки пота. Даже если он долго ждал на улице, по нему этого не было видно. Судья вдруг резко дернулся, словно очнувшись: он понял, кто перед ним.