Книга Бандит Ноубл Солт, страница 90 – Эми Хармон

Ему показалось, что он все понял. Когда тот, кто сейчас обыскивал их каюту – а он отчетливо слышал звуки обыска, – закончит, они с мамой перебегут из одной каюты в другую.

– Скорее… вылезай из кровати. Я заправлю ее, чтобы никто не догадался, что мы здесь были, – почти беззвучно велела она ему прямо в ухо. – Слушай у внутренней двери и скажи, когда они выйдут.

Он не спросил, от чего они прячутся и почему кто-то рыщет в их каюте. Он не был так слеп, как казалось маме. Мама наняла им в охранники бандита. Она потребовала, чтобы он, Огастес, поклялся никому не рассказывать об отъезде. А накануне вечером она впервые расплакалась в его присутствии. Нет, он не станет спрашивать, почему они прячутся, и шепчут, и ждут у двери в ночных рубашках.

Мама взбила подушки, расправила простыни и разгладила их, чтобы казалось, что в постели вообще не спали. Теперь она не плакала. Она двигалась быстро, уверенно, и лицо у нее казалось суровым.

Люди за стенкой заговорили о соседней каюте, где спал «телохранитель». Потом они подергали запертую дверь между каютами – на этой двери имелось два засова, по одному с каждой стороны, – и мама схватила его, притянула к себе и закрыла ему рот рукой, чтобы он не закричал.

Они сказали, что не хотят ломать дверь. То были работники «Адриатики», не наемные взломщики. Они вышли из каюты Джейн, решив обойти через коридор.

– Ушли, – выдохнула мама и бесшумно сдвинула засов на внутренней двери.

У них за спинами заскрежетал ключ. Чужаки вот-вот войдут к Ноублу.

Мама толкнула его за внутреннюю дверь, закрыла ее за собой и задвинула засов. Подбежав к высокому шкафу, отпихнула в сторону свои платья, шагнула внутрь, притянула к себе Огастеса и прикрыла дверцу. Чужаки уже один раз обыскали каюту, но могут снова заглянуть сюда в поисках Джейн и ее сына. Нельзя попасться им на глаза.

– Только пока не вернется Ноубл, – пробормотала мама, словно не сомневалась, что он скоро придет.

Ее уверенный тон успокоил Огастеса, сердце, грозившее выскочить из груди, присмирело, и он просто стоял, прислушивался и старался не обращать внимания на свой урчащий живот. Он уснул, так и не съев кусок торта, и теперь мечтал о полноценном английском завтраке и круассане с шоколадом.

Ночные гости решили, что Ноубл Солт забрал своих спутников с собой, и потому даже не старались говорить шепотом. Один опасался, что они ошиблись каютой, другой настаивал, что граф просчитался. Но даже после того, как они ушли, мама все равно не позволила ему выбраться из шкафа.

– Еще несколько минут. Пока не вернется Ноубл, – прошептала она. Но он понял, что она и за Ноубла тоже тревожится, потому что ее молитвы звучали как хайку, так же как многие слова Ноубла. Она словно разучилась говорить по-другому.

Огастес прибавил к ее молитве свою:

Вскоре после того, как они вознесли молитвы из темной глубины шкафа, в каюту вернулся Ноубл. Он окликнул их, отпер дверь между каютами, развернулся, снова окликнул, громко, испуганно:

– Джейн! Огастес!

Огастес вывалился из шкафа. Ему хотелось быть таким же храбрым, как мама, – она не плакала, – но у него ничего не получилось. Бутч поцеловал его в макушку и крепко обнял, а потом обхватил маму и тоже прижал к себе. Мама стояла недвижно, словно фонарный столб, но Бутча это не смутило. Он все равно притянул ее к себе, и она, несколько раз судорожно вздохнув, наконец сдалась, смягчилась, прижала к себе Огастеса, а Ноубл Солт обнял их обоих.