Книга Русалки Обводного канала, страница 52 – Виктория Лисовская

– Скорей бы зима, тогда на Обводном топиться люди не будут! Все заледенеет! – вполголоса сказала сама себе медсестра Крылова.

– Вы что-то сказали про Обводный, Любочка? Что это сегодня с вами? Глаза красные, нос распухший! Вы плакали ночью, милочка? – Доктор Ефимов собственной персоной стоял за спиной.

Нет, ночью она не плакала, она практически не сомкнула глаз, сотни и тысячу раз перечитывала средневековую хронику Эрика Абосского, но не сообщать же об этом профессиональному психиатру.

– Доброе утро, Иван Данилович, вы ошиблись, у меня все хорошо! – шмыгнув носом, сообщила девушка.

– Я вижу, как у вас все хорошо. А ну пойдемте ко мне в кабинет, чайку попьем, вы мне все расскажете! До первого пациента у меня еще время есть. И я чувствую, что вам, милочка, есть что мне рассказать! Я прав?

Люба неопределенно кивнула и двинулась в кабинет мозгоправа.

«Может, мне действительно необходима помощь специалиста?» – решила про себя Крылова.

В кабинете Иван Данилович поставил на стол вазочку с печеньем и отправился за кипяточком в хозяйственный блок. Потом он уселся на свое профессиональное место психиатра и, потягивая чаек, решил выяснить, что же волнует медсестру Любочку.

Люба немного помялась, но решила облегчить душу:

– Иван Данилович, а это правда, что вы записываете все необъяснимые случаи самоубийств на Обводном мосту? – выпалила она на одном дыхании.

Доктор Ефимов снял очки, протер их, внимательно посмотрел на девушку.

– Я так и подумал, что вы заинтересовались этой темой. Но, Любочка, вы понимаете, что это может быть опасно – чрезвычайно опасно.

– Я думаю, что это не просто самоубийства, это гораздо хуже! – призналась Люба.

– Конечно, это не самоубийства, это убийства, но недоступные ни восприятию, ни пониманию окружающих, и это самое страшное! – утвердительно кивнул доктор. – Во всяком случае, те из спасенных, которых я обследовал в больнице, очутились в канале не по своей воле.

– А как вы думаете, почему они там оказались? – Люба опасалась ответа на этот вопрос.

– Одних толкал туда голос извне, столь свирепый и жуткий, что не подчиниться его приказу было невозможно. Других вдруг подхватывала невидимая страшная сила и швыряла в канал, словно беспомощных щенков. Я наблюдал несколько десятков таких пациентов, и все они были людьми здоровыми, не страдающими какими-либо психическими расстройствами. Не доверять их свидетельствам у меня нет причин, – пожал плечами доктор Ефимов.

– А как же зеленовласые русалки, они здесь каким боком?

– О, русалки – довольно известные персонажи славянской мифологии, хотя легенды о морских и озерных девах известны у многих народов. Как их только не называли – сирены, мавки, наяды. В некоторых мифологиях – например, у карельских народов – русалками называли «нечистых покойников», то есть девушек, которые умерли преждевременной смертью, которых прокляли, некрещеные или те, которых похоронили с нарушением погребальных ритуалов, – спокойно ответил Иван Данилович. – Наверное, это как в нашем случае. Это такие вредоносные духи, появляющиеся в виде длинноволосых женщин, способные защекотать до смерти или утопить в воде. Под западным влиянием в русской литературе и кинематографе образ славянской русалки слился с образом Морской девы, которая вместо ног имеет рыбий хвост и живет в море. А славянские и карельские русалки не имели хвоста и вполне могли гулять в поле, заходить в дома или даже сидеть на дереве. Помните, милочка, у Пушкина: «…русалка на ветвях сидит», – улыбнулся Иван Данилович.