Книга Замок проклятых, страница 16 – Ромина Гарбер

Уже несколько месяцев я не мылась без присмотра, у меня вообще не было возможности уединиться. Меня охватывает ощущение нереальности происходящего. Я могу делать что захочу, и никто меня не остановит. Могу задержать дыхание под водой и сидеть так до бесконечности, пока не лопнет последний мыльный пузырь.

Я погружаюсь с головой в воду и в наступившей тишине жду, что будет дальше.

Проходят секунды, и мир становится слишком тихим. Отсутствие звуков кажется невыносимым, а может, это и есть смерть – оглушительная тишина целую вечность? Я выныриваю и хватаю ртом воздух.

Закончив мыться, я вытираюсь полотенцем и натягиваю черные легинсы и худи. А потом я нарушаю первое правило Беатрис, предварительно надеваю носки, но не обуваюсь.

Пробираясь по ледяному коридору, я стараюсь держаться ближе к мебели и другим тяжелым предметам, под которыми пол твердый: вероятность, что он заскрипит, меньше. Я спускаюсь до середины Y-образной лестницы, а после поднимаюсь на двенадцать ступенек влево.

Темнота здесь кажется еще гуще. Я пользуюсь маленьким фонариком, такой обычно прикрепляют на цепочку для ключей, чтобы осмотреть облупившуюся краску на стенах и затянутые паутиной углы. Папа говорил, что фонарик необходим для расследования. Мурашки пробегают по шее и затылку, но это не из-за паутины, а потому, что я чувствую на себе чей-то взгляд. Машу фонариком вокруг себя, но никого нет. Я иду вперед, заглядывая по дороге в спальни и ванные комнаты, и ощущение, что за мной наблюдают, только усиливается, но шагов не слышно.

Вдруг что-то касается моей щеки! Резко втянув в себя воздух, я свечу фонариком во все стороны. Он то горит, то мигает, а потом окончательно гаснет. Я нажимаю на кнопку, пытаясь включить фонарик, но он, похоже, сломался. Теперь понятно, почему местные жители считают, что в этом замке обитает зло.

Мне нужно вернуться в комнату, но страх, подкрадывающийся все ближе, слишком будоражит меня. Я чувствую, как тревожно стучит мое сердце, и мне не хочется идти обратно.

В конце коридора застыла огромная страшная тень, но, когда мои глаза привыкают к темноте, я понимаю, что это еще одна гаргулья из черного камня, и она будто не сводит с меня глаз. За спиной чудища я различаю неприметную дверь.

Я распахиваю ее и попадаю в серебристый водоворот света. В комнате огромное витражное окно, и звездный свет проникает сквозь него. Он напоминает мне о другом серебристом свечении.

Первые недели после трагедии в метро, до того, как лекарства заглушили мои сны, ночь за ночью меня посещало одно и то же видение. Мне не снились двадцать пять трупов, не снился черный дым, не снились даже родители. Я видела взрыв серебристого света перед тем, как снова разглядеть вагон и замерших в нем пассажиров.

Так начинался этот сон. А потом свечение превращалось в два одинаковых круга – в пару глаз.

У него были темные волосы, точеные скулы и взгляд, полный звезд. Должно быть, я придумала его, чтобы он присматривал за мной по ночам.

Просыпаясь, я не могла вспомнить, что мы делали вместе во сне, я помнила только его лицо и танцующие вокруг него тени, причем не людей, а чудовищ. Я считала его ночным стражем, гаргульей с лицом ангела, защищающим меня от ночных кошмаров. Он был верным мне чудовищем-тенью.

Серебристый свет, наполняющий эту комнату, льется со звездного неба, проникает внутрь сквозь витражи. На окнах толстый слой пыли, но рисунок витража я могу разглядеть: восемь фаз луны.