Книга Топить в огне бушующем печали. Том 1, страница 170 – Priest P大 (Прист)

Но принц-изгнанник не желал щадить чужих чувств.

С каждым днем Алоцзинь злился все больше и все отчаяннее желал заполучить дружбу пришлого, потому что был из тех, кому сладок лишь запретный плод. Чем дольше ему отказывали в желаемом, тем яростнее Алоцзинь желал. Поэтому, когда Шэн Линъюань упорно не замечал его, юный шаман еще навязчивее пытался напомнить гостю о себе. Дошло до того, что он вместе с ватагой малышей стал каждый день околачиваться под окнами Великого мудреца, стараясь погромче шуметь и куролесить, чем очень надоел Шэн Линъюаню.

Впрочем, многие горести давно закалили характер принца. Он больше не умел бояться или сердиться, и если суматоха под окном его слишком раздражала, он прибегал к испытанному средству, которое помогало покончить с любыми дразнилками, – Шэн Линъюань грозил Алоцзиню в духе «Я расскажу твоему отцу».

Как только в поселении шаманов появился маленький принц, Алоцзинь стал получать на орехи куда чаще прежнего. Но поделать с этим ничего не мог – только скрежетал зубами в своей любви-ненависти.

Судя по воспоминанию, Шэн Линъюань еще не успел толком поправиться, а уже взялся осваивать шаманский язык. Говорить сносно он научился с ходу, и теперь пришел черед письменности. Глядя на мальчика, Сюань Цзи припомнил, что в летописях нередко отмечали, что «император У был умен и проницателен не по годам», но нигде не упоминалось, что его величество схватывал иностранные языки, как попугаи схватывают человеческую речь.

Сперва Сюань Цзи подумал, что Шэн Линъюань просто был гением от рождения, способным на лету усваивать все новое (и это выгодно отличало его от типичных студентов, которые только на грамматику убивают по десять с лишним лет, а по итогу и двух слов связать не могут), но довольно скоро до него дошло, что никакого дара у Шэн Линъюаня не было. Просто в те времена работал принцип «либо учись, либо умри».

Дело в том, что в эпоху Великой междоусобицы Девяти провинций ни у кого не было времени продвигать древнекитайский язык и вообще заботиться о коммуникации между народами. Языки разных областей, кланов и племен могли отличаться друг от друга, как небо и земля, и порой случалось так, что отдельное наречие нельзя было отнести ни к какой языковой семье. Как известно, в периоды войн и смут нет ничего важнее, чем умение слиться с окружением, и чтобы выжить, маленький Шэн Линъюань должен был научиться быстро перенимать язык местных.

Однако в этот раз природное усердие почти никак не помогло Шэн Линъюаню – шаманская письменность давалась ему не очень. Для письма этот народ обычно использовал листья особого местного растения, и знаки, которые шаманы выводили, чем-то напоминали древнеегипетские скорописные иероглифы: почти все они состояли из больших петель и мелких кружочков, которые своей детской непосредственностью очень напоминали дома-грибы племени и разительно отличалась от древнекитайской письменности. Несмотря на кажущуюся примитивность, язык шаманов был очень сложным, и Сюань Цзи не сомневался, что их письменность возникла еще на заре человечества.

Кроме дома Великого мудреца на вершине горы стояло еще одно здание, выделенное под хранилище книг. Чем-то оно походило на современную библиотеку с публичным доступом, и в фонде шаманов содержалось довольно обширное собрание сочинений глубокой древности, с которыми могли ознакомиться все желающие. В том числе и чужаки. Открытость и просвещенность шаманов поразили даже Сюань Цзи, жителя мира высоких технологий. Можно сказать, «Обратный поток» показал всего ничего, буквально несколько картин из далекой истории Дунчуаньских земель, а Сюань Цзи уже полностью переменил свое отношение к шаманам.