Книга Пустая комната №10, страница 10 – Серафина Нова Гласс

Многочисленные мольберты, накрытые тканью в этом застывшем пространстве, напоминают призраков. Маленькая кухня в основном не использовалась, не считая россыпи кружек и нескольких пивных бутылок. Кровать завалена пустыми холстами на подрамниках и банками из-под кофе, набитыми использованными кистями. Это место больше похоже на мастерскую художника, чем на квартиру.

Мне не хочется ничего трогать. Хочется сохранить все так, как осталось после него, но надо хотя бы расчистить кровать. Я ставлю коробку с масляными красками на пол, сажусь. И начинаю плакать.

От невыносимой боли я сгибаюсь пополам. Безудержно рыдаю до боли в ребрах. Генри. Почему? Я сворачиваюсь в позе зародыша и мысленно проигрываю все наши ссоры последних месяцев. Под фасадом этих препирательств скрывались серьезные проблемы.

Мы договорились, что не хотим детей, но спустя много лет, уже после увольнения, он вдруг заявил, что передумал и давно собирался мне об этом сказать. Я ответила, что у него кризис среднего возраста, который скоро пройдет, и что это просто смешно. Мы хотели путешествовать по миру, пить отличное вино, вместе читать «Нью-Йорк таймс» на балконе нашей многоэтажки по утрам в воскресенье и следовать за своими мечтами. Только мы никогда бы не заработали для этого достаточно денег. Ну и ладно. Но нельзя же вдруг вернуться ко всему, о чем мы когда-то говорили и когда-либо хотели.

Тогда-то Генри и начал меняться, полгода назад. Как мне показалось, в какой-то момент он решил, что мы отказались от жизни, которую все еще могли создать, только потому, что мечты теперь выглядели недосягаемыми. В этом мы потерпели неудачу, но еще могли завести детей. У нас еще может появиться домик за городом, если захотим, сказал Генри. Но я не хотела. Я по-прежнему мечтала переехать на пляж где-нибудь в Коста-Рике или на Ибице и не быть рабой офиса с девяти до пяти или детей, как мы всегда говорили.

Господи, ну почему я просто не сказала «да»? Да, малыш. Все что хочешь. Что угодно. Я все готова отдать, лишь бы вернуться в тот момент и сказать «да».

Замечаю, как солнце отражается от белого треугольника возле входной двери, и приподнимаюсь, чтобы его рассмотреть. Я не заметила его, когда вошла. Это конверт. Я могла на него наступить, а может, кто-то засунул его под дверь уже после того, как я оказалась внутри.

Подхожу и поднимаю его. Переворачиваю и вижу свое имя. Анна Хартли. Наверное, это от администрации комплекса. Какие-то общие сведения, счет, что-нибудь в таком роде, но, когда я открываю конверт, рука невольно взлетает к губам, и я роняю письмо.

Клочок бумаги медленно пикирует на пол, я опускаю взгляд, и на меня снова смотрит одно-единственное слово.

УБИРАЙСЯ.

Я стою в дверях сто восьмой квартиры, и Сильви визжит, указывая на пол.

– Ну правда, Сильви, не понимаю, с чего ты подняла такой шум.

Женщина стоит на кухонном стуле в тапочках и футболке, а трое ее детей сгрудились на скромном столе, который выглядит так, будто в любой момент рухнет.

– Hay monstruos! – вопит она.

– Чего-чего? Монстры?

Я предполагаю, что у нее тараканы, но от этого слова кучка детей вопит еще громче.

– Ratas!

– Енот? – спрашиваю я, делая еще шажок в душную квартиру.

– Крыса, – тихо произносит самый мелкий ребятенок, прячущийся за сестру.