Книга Пустая комната №10, страница 117 – Серафина Нова Гласс

– Ты получишь обратно свой телефон, и у меня есть кое-что, объясняющее то, что ты видела. Я написала, что хочу тебе это показать. Ты готова посмотреть? – мягко спрашивает она.

– Что это?

– Это… Генри. – Она поворачивает телефон экраном ко мне. – Я отправила это себе, когда только нашла, еще при жизни Генри… И могу объяснить, почему я это сделала и почему до сих пор молчала. Но сначала посмотри.

На экране появляется прекрасное лицо Генри. На экране мобильного Касс, ну надо же. Я ничего не понимаю, но смотрю. Она нажимает на воспроизведение, и Генри начинает говорить. Голос в точности такой же, как в нашем последнем разговоре – полон отчаяния и страха. Из моих глаз брызжут слезы, и я хватаюсь за сердце. Рука невольно тянется к Генри, но, конечно, его здесь нет.

– О господи, – шепчу я, слушая его слова.

«Я пытался написать тебе, но это показалось слишком отстраненным, поэтому решил сказать тебе лично, и надеюсь, так и будет, но у меня такое чувство, что со мной что-то может случиться. Если это произойдет, ты должна узнать обо всем».

Из динамика телефона льется голос Генри, и от этих звуков у меня ноет сердце. Я тыкаю дрожащими пальцами по экрану, останавливая видео.

То самое пропавшее видео, о котором спрашивали копы.

– Откуда оно у тебя? – спрашиваю я, заливаясь слезами.

– Я все объясню. Только сначала посмотри целиком, – просит она, и я подчиняюсь.

Перевожу дыхание и снова запускаю видео.

«Я сожалею о том, что сделал. Если ты это видишь, то наверняка догадалась, что у меня был роман с Лили. Я влюбился в нее, и говорить такое своей жене – хуже некуда. А сказать, что все эти годы мы с тобой были лучшими друзьями, но двигались в разные стороны, это просто отговорка, и я не хочу тебя принижать. Я это сделал и действительно люблю ее, прости, Анна. Но я люблю и тебя. Ты мой лучший друг, и я не жду прощения. Я все разрушил. Но решил покончить с этим, рассказать тебе и умолять меня понять. Насколько я тебя знаю, ты наверняка скажешь, что я должен остаться здесь и заботиться о ней, а сама уедешь на Ибицу», – говорит он с легкой ухмылкой.

Я плачу навзрыд, и Касс обнимает меня за плечи. Я смотрю дальше.

«Но ты должна понять, что Каллум узнал об измене до того, как все закончилось, и всеми возможными способами отравлял мне жизнь. Он получал удовольствие от мести, и я делал все, о чем он просил. Не из страха, что он расскажет тебе, потому что я и сам собирался сделать это, но он заставил меня чувствовать себя виноватым из-за того, в каком напряжении пребывала Лили, и от этого ей стало намного хуже. Так что это я виноват в ее смерти, это я ее убил», – говорит он.

Генри уже плачет, и ему приходится на минуту остановиться, прижать пальцы к глазам и отдышаться. Затем он продолжает:

«Каллум уговорил меня отдать ему оксикодон. У меня остался небольшой запас после операции на колене, и Каллум, наверное, увидел его в ванной. Он сказал, что они не могут позволить себе обезболивающие, потому что Лили нужно шестьдесят миллиграммов фентанила каждые четыре часа, а это около пятидесяти долларов за таблетку. Лили круглосуточно нуждалась в лекарстве, и это самое малое, что я могу сделать, сказал Каллум. Я не знал, что ему нужен препарат, который не приведет к нему. Клянусь богом, мне не пришло это в голову», – плачет он, а Касс отворачивается и упирается лбом в ладони.