Книга Пустая комната №10, страница 31 – Серафина Нова Гласс

На подоконнике лежит ключ. Я узнаю выцветшую звезду из синего металла, прикрепленную к кольцу на ключе. Она такая старая. Генри носил ее много лет, пока несколько лет назад я не подарила ему в качестве шутки брелок с уткой в шарфе, но он обожал старый. Это кольцо с потускневшей звездой давно лежало в стеклянной миске у входной двери, а теперь оно здесь. Спрятано от посторонних глаз. Сердцебиение учащается, я беру ключ и кручу его в руке. К нему прикреплена маленькая желтая бирка с надписью «Склад». Написано угловатым почерком Генри.

Почему он спрятал ключ? Зачем сунул под кондиционер? Я опускаю его в карман.

Когда Каллум заканчивает установку нового кондиционера, его рубашка насквозь промокла от пота, и мне неловко, что он потратил все утро и столько сил ради меня, но я ему благодарна. Каллум берет протянутую чашку холодного чая, наклоняется и щелкает кнопкой питания на новом кондиционере, и тот с рычанием оживает. Я хлопаю, Каллум кланяется, и мы стукаемся чашками в победном тосте. Каллум садится на раскладной стул напротив кондиционера и вдыхает прохладный воздух.

– Великолепно, – говорю я, и он улыбается.

Он не очень разговорчив, и я тоже не знаю, что сказать. Недолгую тишину прерывает въезжающий на парковку фургон с мороженым, из него доносится London Bridge Is Falling Down, версия на органе, отчего песня звучит еще более жутко. Мы с Каллумом стоим рядом и смотрим на площадку у бассейна, там дети умоляюще протягивают руки к мамам и босиком выбегают за железные ворота на парковку.

– Фургон для диабетиков, – говорит Каллум, и я чуть не выплевываю на него холодный чай.

– Что-что? – удивляюсь я.

– Так называли его мои родители, – улыбается он. – Наверное, чтобы отвратить меня.

– А ты до сих пор злишься, – улыбаюсь я в ответ.

Он встает и ставит напиток.

– Избавлюсь от этой штуковины, – говорит Каллум и идет к сломанному кондиционеру.

– Погоди, так ты никогда не пробовал шоколадное тако?

– Никогда.

– Ладно, тогда я просто обязана тебя угостить за тяжелый труд.

Он не возражает, только ухмыляется, поднимая кондиционер, а я открываю ему дверь и выхожу следом.

Мы сидим на подгнившем столике для пикника у границы территории комплекса и смотрим на кутерьму вокруг мороженого. Две порции уже шлепнулись на раскаленный асфальт, и рев малышни перекрывает звуки органа, несущиеся из фургона. Одна мамаша копается в поисках мелочи и спорит с водителем, потому что ей не хватает пары центов, мальчишка постарше в одних плавках ходит туда-сюда, шлепая людей по ногам мокрым полотенцем, которое держит в руке, и уплетает глаза фруктовой розовой пантеры.

– И как тебе? – спрашиваю я Каллума, когда он откусывает мороженое.

Он только мычит, вытирая салфеткой потекшие капли.

– Слишком пресное? – спрашиваю я, и он смеется.

– Немного.

– Оно всегда такое. Я и забыла. Наверное, ностальгия по детству затуманила разум.

Я кидаю свое мороженое в металлическую урну для мусора, и Каллум следует моему примеру.

– Но все равно спасибо, это было здорово, – говорит он и встает. – Мне пора.

– Кстати, – успеваю сказать я, пока он не ушел. – Поблизости, случайно, нет камеры хранения?

– Что-то вроде того. В подвале. – Он кивает в сторону бетонных ступеней рядом с офисом администрации. – Некоторые жильцы хранят на складе барахло, но на твоем месте я не стал бы им пользоваться.