Книга Пустая комната №10, страница 49 – Серафина Нова Гласс

– Ну нет, ни за что. Тебе пришлось пройти через такое. Я просто хочу помочь.

Прежде чем я успеваю ответить, раздается голос:

– Эй, девушка!

Мы с Барри поворачиваемся и смотрим вниз, там стоит женщина в белых брюках-капри, туфлях на каблуках, шелковой блузке и с ниткой жемчуга на изящной шее. Это Моника. Одной рукой она прикрывает глаза от солнца, а другая лежит на бедре.

– Я названиваю тебе целую вечность. Иду на бранч в «Парадизо» и хотела пригласить тебя. Ты больше не отвечаешь на звонки? – спрашивает она, пробираясь на каблуках по мокрому настилу у бассейна к лестнице.

Барри хлопает меня по руке и просит позвонить, если мне что-то понадобится, а потом уходит.

– Привет, – говорю я, крепко обнимая Монику, когда она входит в квартиру. – Прости, я…

Останавливаюсь, решив не рассказывать ей о том, что меня на несколько часов запер в подвале какой-то психопат, который меня преследует, и мне кажется, что здесь я потихоньку схожу с ума. Я рада видеть свою давнюю подругу, но сейчас хочу лишь одного – принять душ, чтобы смыть с себя те часы на складе, а потом долго рыдать в подушку, прежде чем смогу жить дальше.

– Ух ты, Анна. Вот это да. Это была его студия? Боже, я представляла что-то вроде романтичного лофта с кирпичными стенами и высоченными сводчатыми потолками с балками. Это что за разводы на потолке? Ну и ну.

– Не знаю, – отвечаю я. – Когда в прошлом году он показал мне квартиру, я думала аналогичным образом, но здесь он получал вдохновение, так что не мне судить.

Ну не должна же квартира производить настолько ужасное впечатление. То есть отчасти так оно и есть. Допустим, Генри снял бы такой лофт с видом на город, как описывает Моника, но он ведь писал суровые портреты – реальных людей, не приукрашенных. Это место что-то значило для него по непонятным для меня причинам, но у него они были, и я могу, по крайней мере, принять их. Когда кто-то сомневается в нем подобным образом, мне хочется защитить его, и Моника должна это понимать.

– Извини, – говорит она, вытаскивая бутылку шампанского из своей огромной сумки-тоута. – Просто… – Она озирается, подняв брови. – Это не то, чего я ожидала. Но я же принесла тебе бранч. Решила, тебе пригодится.

Она нервно приглаживает рукой гладкие черные волосы и оглядывается по сторонам, словно все вокруг слишком отвратительно, чтобы поставить сумку. Моника ведет себя немного… грубовато, что ли? Может быть, прямолинейно. Не знаю, какое слово тут подходит. Но я достаточно хорошо с ней знакома и понимаю, что главное в нашей дружбе – вести себя так, будто все нормально и достаточно просто выпить, и любая проблема решится. Болтовня о повседневной рутине и игнор ужасной реальности – вот способ пережить трудные времена, иногда именно такой друг и нужен – тот, кто не спросит, как ты себя чувствуешь. Не потому, что ей все равно, а целенаправленно, чтобы отвлечь и создать хорошее настроение.

Возможно, не это мне сейчас нужно, но шампанское и пустые разговоры о новом парикмахере Моники, «который делает потрясающее мелирование, но, к сожалению, переезжает на озеро Хавасу» и «что же ей теперь делать», не дают мне сойти с ума, поэтому мы вытаскиваем из кухонного уголка деревянный стул, ставим его на балконе рядом с уродливым металлическим и сидим, попивая из бумажных стаканчиков теплое игристое, разбавленное апельсиновым соком.