Книга На тихой улице, страница 34 – Серафина Нова Гласс

Возможно, я считаю, что все мужчины похожи на Финна: эмоционально закрытые, часто отстраненные, с блуждающим взглядом и склонностью подкалывать людей при любой возможности. Раньше я считала это восхитительным. Финн успешен и уверен в себе, но его потребность быть правым и всегда иметь наготове ответ или какую-нибудь байку говорят о трещине в его броне, и, по крайней мере для меня, очевидна его незащищенность. Мне понравилась его уязвимость, о которой он и не подозревал. Другие качества были не такими очаровательными, но они развивались медленно и настигли меня внезапно – или мне так кажется. Если Финн был таким всегда, значит, меня просто ослепила любовь.

Но Грант, похоже… даже не знаю… слушает, не глядя в телефон, и не пытается обесценить все, что я говорю, какой-то более интересной историей из собственной жизни. Это очень… неожиданно. Я уже много лет не сидела вот так наедине с мужчиной, не считая мужа. Наверное, с тех пор как познакомилась с Финном. Если честно, это кажется даже немного предосудительным. Но почему? Грант разошелся с женой, а я, по сути, наняла подругу, чтобы поймать собственного мужа на измене. Я же имею право получить удовольствие от общения? Я не делаю ничего плохого.

– Почему я раньше не знал, что ты играешь на пианино? – спрашивает Грант.

– В детстве я брала уроки, а потом немного занималась музыкой в колледже. В последнее время я редко играю, но…

– Новый год, четыре года назад? – прерывает он.

– Хм…

Я уже хочу спросить, о чем он.

– Вы тогда устроили новогоднюю вечеринку у себя дома, и ты сыграла «Auld Lang Syne» на маленьком синтезаторе Мии, как только часы по телевизору показали полночь.

– Да, точно, – со смехом соглашаюсь я.

– То есть я знал, что ты играешь. Как я мог такое забыть?

– Точно. Тогда, наверное, мне нужно оскорбиться. Это же было великолепное исполнение! – улыбаюсь я, вспоминая, как двумя пальцами выстукивала неуклюжую мелодию и подпевала ей под металлический электронный гул.

Странно, насколько Грант кажется знакомым и в то же время далеким. Наверное, если я столько всего знаю о нем от Пейдж, например, что он спит на расстеленном на полу матрасе в квартире прямо над рестораном, потому что отказывается покупать мебель и обустраиваться как дома, то она, вероятно, рассказала ему мои секреты, и мы, скорее всего, знаем друг друга в этом разделенном одиночестве гораздо лучше, чем кажется.

Я знаю, как он с рыданиями пытался приподнять безжизненное тело Калеба в гробу, чтобы обнять его. Меня там не было, потому что они устроили скромные похороны в кругу семьи, в нескольких часах езды к северу, где жили бабушка и дедушка Калеба, но я не могу выбросить этот образ из головы. Я также знаю, что похоронную церемонию отложили, потому что Грант упал в обморок от горя и едва сумел войти в часовню. Я знаю, что Пейдж отвергала его, пока он не переехал с дивана в комнату для гостей, а теперь в эту квартирку над рестораном, а он все больше съеживается и каждый вечер сидит там один. Она сказала мне, что хотела бы остановиться, не отнимать то единственное, что у него осталось – себя саму. Но не смогла. Тем не менее каким-то образом, в отличие от нее, Грант каждое утро выходит в мир, и никто из посторонних никогда не узнает, какое отчаяние терзает его. Думаю, и мне не следует знать.