Онлайн книга «О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта»
|
Теперь же за набором костей на моем антропологическом столе я увидела пропавшего родственника кого-то из тех людей, которых я каждый день встречала на улице. Это было опасно, поскольку влияло на мою способность работать эффективно, особенно если такие «приступы» внезапны. Я знала, что с таким двойственным взглядом знакомы и другие судебные антропологи, особенно те, кто работают на местах массовых убийств, готовя доказательную базу для судебных процессов. Усталость, напряженная атмосфера, весьма жуткие обстоятельства смерти – все это давило на меня. Кости буквально кричали. И я кричала вместе с ними. Мне было больно. Я очень не хотела думать о том, что же со мной произошло и почему, поэтому я все списала на усталость. Следующие пару дней в морге я работала как автомат, хотя чувствовала, что предельно устала. Потом был звонок Билла из Шотландии в офис «Врачей за права человека». Он хотел обсудить со мной, кого из антропологов следует перевести с поля в морг (мы регулярно созванивались на эту тему). Похоже, ему уже рассказали о моем состоянии. Он спросил: – Хочу вытащить тебя, не хочешь съездить в Вуковар, в Хорватию, во вторник? Идея показалась мне хорошей. Билл обсуждал со мной поездку в Хорватию, еще когда мы были в Кибуе. Речь шла о массовом захоронении в Овчарах, где ООН и «Врачи за права человека» хотели провести расследование в 1992 и 1993 годах, но местные власти не позволили. Теперь же это место находилось под усиленной охраной миротворцев ООН, а потому команда криминалистов была готова начать работу немедленно. Когда Билл вернулся в Боснию – это был день, когда мы закончили исследование тел из Церски, – мы встретились в доме «Врачей за права человека», и он тут же предложил: – Может, возьмешь выходной завтра, а в среду мы съездим в Вуковар? – Отлично, – ответила я и пошла спать. У меня ужасно болел живот, но я слишком устала, чтобы думать об этом. Посплю – и пройдет. Я проснулась очень рано, куда раньше, чем хотела бы проснуться в свой выходной, и пулей рванула в ванную комнату. Меня вырвало. И еще раз. И снова. К счастью, вода была, и я смогла все смыть. Все утро меня мутило, и, когда в очередной мой приступ тошноты кто-то занял ванную, я металась по всей комнате, судорожно ища хоть какой-нибудь сосуд и пытаясь не разбудить Хуэрену-младшую. К полудню поднялась температура, я с трудом держалась на ногах, в живот словно воткнули раскаленный штырь. Иногда меня пробивало на судороги. Обеспокоенная моим состоянием младшая хотела отвезти меня в больницу, но, видимо, Боб жестко высказал ей, что автомобили «Врачей за права человека» не предназначены для «личного использования». Он был зол, поскольку большая часть команды морга утром уехала на служебном микроавтобусе на выходные в Сараево. Это напомнило мне Кибуе, когда Роксану с малярией отказались отправить в госпиталь на вертолете. Остаток дня я провела в кровати. Температура все росла. К семи вечера я почувствовала, что еще немного – и сгорю. Билл «измерил» мне температуру тыльной стороной ладони, а Боб произвел «осмотр» и заключил: – Нет, ну если ты настаиваешь, можешь, конечно, сходить. Боб не мог (или не хотел?) меня отвезти, у Билла на вечер был назначен ужин с журналистами… К счастью, в доме оказался Джимми, один из саперов Норвежского фонда, и у него была машина. Вместе с младшей он донес меня до машины. |