Книга Топор, страница 39 – Дональд Уэстлейк

Он выходит через вращающуюся дверь, идет за чашкой, блюдцем, ложкой и стеклянным кофейником, приносит все это мне, наливает чашку кофе. «Молоко и сахар вон там, на прилавке».

«Спасибо».

Он ставит кофейник обратно на электрическую конфорку, пока я добавляю молоко в свой кофе. Затем он возвращается, прислоняется к рабочему столу позади себя, складывает руки на груди, дружелюбно улыбается мне и говорит: «Проходите?»

Я ненавижу смотреть на него, разговаривать с ним, но что еще я могу сделать? «Да», — говорю я. «В значительной степени». И затем, поскольку я начинаю понимать, что это произойдет не так быстро, как я надеялся, я спрашиваю: «Есть ли здесь где-нибудь поблизости мотель?»

«Ни одной цепи», — говорит он. «По крайней мере, не близко».

«Мне не нужна цепь. Я не очень люблю цепи».

«Я тоже», — говорит он. «У тебя такое чувство, что в этом нет ничего человеческого».

Клянусь Богом, я не хочу, чтобы между нами были человеческие отношения, но что я могу сделать? «Это верно», — говорю я, просто надеясь прервать разговор.

Он разводит руки, указывает направо от меня, поднимая голову. Я смотрю на его близорукий глаз. Жаль, что у меня сейчас нет с собой «Люгера», жаль, что я не могу покончить с этим сейчас. «Примерно в миле с четвертью к югу, — говорит он, — на шоссе 8 есть заведение под названием Dawson's. Я сам там никогда не останавливался, конечно, вы знаете, я местный, но мне сказали, что там неплохо.»

«У Доусона», — говорю я. «Спасибо».

Я отворачиваюсь, но чувствую, что он рассматривает меня, обдумывает. Он говорит: «Ты ищешь работу?»

Удивленный, я оглядываюсь на него, и он так естественно сочувствует мне, что я говорю ему правду: «Да, это так. Откуда ты знаешь?»

«Я был там», — говорит он и пожимает плечами. «На самом деле я такой и остаюсь. Я вижу это по парню».

«Это нелегко», — говорю я.

«Во всяком случае, не здесь», — говорит он. «Мне жаль, что приходится тебе это говорить, но здесь просто ничего особенного не происходит». Он указывает на свою территорию, на свою сторону прилавка. «Мне повезло, что я получил это».

Это возможность получить ответ на мой вопрос. Я спрашиваю: «Вы работаете полную смену?»

«Почти», — говорит он. «Восемь часов в день, четыре дня в неделю. С четырех до полуночи».

Восемь часов. С четырех до полуночи. Он выйдет в полночь. В темноте я не увижу его лица, он может быть кем угодно. В темноте я пристрелю его. «Ну, в любом случае, это уже что-то», — говорю я, имея в виду работу.

Он ухмыляется, но качает головой. «Это не моя обычная работа», — говорит он. «Я двадцать пять лет проработал в бумажном бизнесе».

Будучи невежественным, я спрашиваю: «Газета?»

«Нет, нет», — говорит он, забавляясь, качая головой. «Производство бумаги».

«О».

«Я был продавцом, а затем менеджером», — говорит он. «Много лет носил белую рубашку и галстук. И вот однажды я получил пинка».

«Это случается», — говорю я, и с кухни доносится звон. «Со мной тоже это случалось», — ловлю себя на том, что говорю, хотя мне не следует продолжать этот разговор, мне действительно не следует этого делать.

«Это будет твое», — говорит он, имея в виду доносящийся с кухни звон, и уходит, а я пользуюсь минутой передышки, чтобы сказать себе, что я не могу расслабиться в этом деле, я не могу позволить нам быть просто парой обычных парней, обсуждающих новости мира вместе. Я должен сохранять эту дистанцию, ради собственного здравомыслия я должен сохранять эту дистанцию. Ради моего будущего. Ради всего.