Книга Топор, страница 40 – Дональд Уэстлейк

И помимо всех прочих соображений, я уже солгал ему, притворившись, что ничего не знаю о бумажной промышленности, потому что не хотел, чтобы он думал о совпадении моего присутствия здесь, парня с такой же историей работы, как у него. Но это означает, что я не могу позволить разговору продолжаться. Что я собираюсь делать, придумать какую-нибудь совершенно новую историю из жизни в совершенно новой отрасли?

Он возвращается с моим BLT и всеми добавками на толстой белой овальной фарфоровой тарелке и ставит ее передо мной. «Налить еще?»

Моя чашка с кофе наполовину пуста. «Еще нет», — говорю я. «Спасибо».

«В любое время».

Он уходит разбираться с другими клиентами, а я вгрызаюсь в свой BLT. Я не голоден, отчасти потому, что поел всего четыре часа назад, но в основном из-за ситуации. Я хочу убраться отсюда и отправиться домой. Но мне нужно, чтобы это закончилось, а потом я уйду отсюда и отправлюсь домой.

Он вернулся, снова принимая ту же позу, скрестив руки на груди, прислонившись спиной к рабочему столу. «В какой очереди ты был?» он спрашивает.

На секунду я впадаю в панику, но потом говорю: «Канцелярские принадлежности», потому что я действительно кое-что помню об этой отрасли из моих первых лет работы продавцом в Green Valley Paper & Pulp. «Блокноты для заметок, листы заказов, бухгалтерские формы и тому подобное. Я был менеджером среднего звена, руководил производственной линией». Затем я выдавливаю смешок и говорю: «Насколько я знаю, мы купили у вас, ребята».

«Не от нас», — говорит он. «Мы делали специализированные документы для промышленного использования». Еще одна усмешка, еще одно покачивание головой. «Очень скучно для любого, кто не связан с бизнесом».

«Ты, наверное, скучаешь по этому», — говорю я, потому что знаю, что он скучает, и я не могу не сказать этого.

«Да», — соглашается он, но затем пожимает плечами. «То, что происходит в наши дни, — это преступление, — говорит он.»

«Ты имеешь в виду увольнения?»

«Сокращение штатов. Все эти гнилые эвфемизмы, которые они используют».

«Они сказали мне, — говорю я, — что моя работа не продвигается».

«Это хорошая идея», — соглашается он.

«Заставил меня почувствовать себя лучше», — говорю я. Я держу сэндвич, одну треугольную четвертинку сэндвича, но не ем.

«Знаешь, я думал об этом», — говорит он. «Последние пару лет мне особо нечего было делать, кроме как думать об этом, и я думаю, что это общество сошло с ума».

«Все общество?» Я пожимаю плечами и говорю: «Я думал, это только начальство».

«Позволить боссам делать это», — говорит он. «Вы знаете, были общества, подобные первобытным народам в Азии, и вот так они выставляли новорожденных младенцев на склонах холмов, чтобы убить их, чтобы им не нужно было кормить их и заботиться о них. И были общества, подобные ранним эскимосам, которые отправляли своих настоящих стариков на айсберги, чтобы они уплыли и умерли, потому что они больше не могли заботиться о них. Но это первое в истории общество, которое берет своих самых продуктивных людей в расцвете сил и выбрасывает их прочь. Я называю это безумием».

«Я думаю, ты прав», — говорю я.

«Я все время думаю об этом», — говорит он. «Но что ты с этим делаешь? У меня в голове не укладывается».

«Наверное, тоже сойти с ума», — говорю я.

На это он широко улыбается мне. «Ты покажешь мне, как, — говорит он, — и я это сделаю».