Книга Не спрашивай, страница 82 – Дональд Уэстлейк

Однако сложилось впечатление, что тогда Диддамс вообще не замечал многих вещей, не так ли? Все эти тщательные приготовления — и та лаборатория безумного ученого, которую на скорую руку соорудили в подвале замка, была удивительной; действительно жаль, что они так и не добрались до нее — складывалось впечатление, что Диддамсу все нипочем, как с гуся вода.

Проблема была в том, что Градец так и не раскусил Диддамса. Он не знал, что мужчина ранее был арестантом и точно знал как вести себя в подобных ситуациях. Градец действовал так, как будто имел дело с любителем, но Диддамс оказался профессионалом. Начиная с невыразительного лица и заканчивая тяжелой походкой, ничего не выдавало в нем эмоций.

Все его уговоры, все те пейзажи прохладных башен и счастливых крестьян. Мужчину, которого Градец звал Диддамс, ничего из перечисленного не заинтересовало. Беглец делает одну из двух вещей: (1) уходить или (2) убегает. Вот и все. Его смотрители отдают приказы и он подчиняется. Он не думает; он не спорит; он не участвует в философских разговорах. Он делает то, что сказал и концентрируется исключительно на поиске шанса, дабы перейти к (2). Затем он находит щель, оглушает ударом экономиста из Йельского университета и выскальзывает.

К счастью, Градец Краловц был человеком находчивым и у него всегда был запасной план действий.

Не поддавалась объяснению одна вещь — Грийка новость, казалось, совершенно не обрадовала. Может быть, он просто не привык просыпаться так рано. Или, возможно и такое, что он принадлежал к числу тех людей, которым процесс преследования и поиска доставляет больше удовольствия, нежели сама победа. Например, многие мужчины волочатся за женскими юбками, а собаки стараются догнать машины. Так или иначе, когда они добрались до магазина, то Грийка источал еще меньше энтузиазма, чем прежде, по телефону.

Итак, все началось с того, что в 3:22 утра Энди Келп и Стэн Марч, размахивая костью и широко улыбаясь, ввалились в квартиру Тини. Здоровяк не возмущался, что прервали его сладкие сновиденья. Он держал на широких ладонях кость и улыбался ей, словно та была ребенком:

— Так это та чертова штуковина, верно?

— Если бы только Джон был с нами? — сожалел Келп.

— Но его нет здесь, — ответил Тини и только потому, что у него было хорошее настроение.

Они дозвонились до посольства Тсерговии. И поскольку Грийк был главой службы безопасности, то троице пришлось поднять его на ноги. Тини просто сказал ему:

— Она у нас.

Первая реакция Грийка была предсказуема.

— Она у вус? Она у вус?

Вся троица в гостиной Тини хорошо расслышала визгливый голос Грийка из телефонной трубки. Тини вздрогнул, отвел ее подальше от головы и произнес:

— Хорошо. Окей, Грийк? Да. Перестань орать. Она у нас. Мы скоро приедем.

Так они и сделали, но вдруг оказалось, что от былого энтузиазма Грийка не осталось ни следа. Когда он открыл троице дверь и впустил их внутрь, то выглядел так, как будто его настиг злой рок. Возможно, мужчина вспомнил, что теперь ему придется раскошелиться еще на пятнашку; пятерка Дортмундера уйдет к Мэй, конечно, так как никто не мог быть уверен в том, что тот вернется когда-нибудь.

Как бы то ни было, теперь они находились в тсерговском магазинчике на Второй авеню. Мерцание одной небольшой люминесцентной лампы на заваленном камнями столе Дравы Вотсконии дополнялось узкими бледными проблескам света уличных фонарей и случайных такси, которые проникали через передние окна. Что-то произошло с Грийком Крагнком. Даже в слабо освещенной комнате можно было заметить его болезненную улыбку, когда Тини положил на стол Дравы под люминесцентные лучи скрипичный футляр. Они отобрали его у одного парня, который по их версии явно не был музыкантом — он был прав — и открыли коробку. Священная косточка нежилась в синем войлоке.