Книга Наагатинские и Салейские хроники, страница 123 – Екатерина Гичко

– Шерех, мы его ловили два века! Даже если наплевать на то, что он посмел объявить себя Сумеречным Хайнесом – эти хайнесы объявляются каждое десятилетие, Тёмные с ними! – то захват Дреи – это то, что простить нельзя! Это не какая-то там деревня, это крупный торговый город. И ты предлагаешь мне помиловать и отпустить такого опасного противника? Твои же сыновья и внуки потом будут расхлёбывать кашу, которую он заварит.

– Так уж и заварит…

– Мне кажется, старость всё же завладела твоим разумом, – хайнес подозрительно прищурился.

– Поверь мне, из Мариша ещё можно сделать союзника. Не самого надёжного, но грозного для всех врагов Салеи. Он же не какой-то там убийца, вор и насильник. Он пустая душа, жаждущая отмщения. Я сам таким был.

– Шерех, позволь напомнить, что ты резал только Вотых и их приближённых, а он сжигал целые деревни!

– Если бы мне понадобилось сжечь деревню, чтобы добраться до очередного Вотого, я бы сжёг, – без обиняков заявил старый консер. – Его отрубленная голова тебе ничего не даст, кроме спокойствия. И сожжённые им деревни не восстановит. В конце концов, мы с тобой не жрецы, которые выпрашивают у богов для грешников справедливое возмездие за злодеяния. Мы с тобой – те, кто выстраивает сильную опору Салеи. Сам знаешь, в каком положении сейчас страна, нам нужны сильные союзники и среди вольного народа. А Мариш – это большая сила.

– И неуправляемая сила, Шерех.

Старый консер тонко улыбнулся.

– Пройдёт не так много времени, и он сам выкует себе цепи и обрядится в них, – заверил он хайнеса. – Как я когда-то. Пустая душа жаждет быть заполненной. Мариш жжёт деревни, потому что его собственное тепло сожгли. А такая боль требует отмщения.

– А он сам тепло скольких сжёг?!

– Это на его совести, – с той же улыбкой ответил Шерех. – Его поступки навсегда останутся с ним.

– Ты веришь, что он раскается? – изумился Иерхарид.

– Что ты! – отмахнулся старик. – Зачерствел он уже слишком. Но в каждой, даже самой очерствевшей пустой душе найдётся местечко для одного нежного сердечка. Дети, знаешь ли, умеют влезать в душу. А волки привязчивы.

– Ты о чём? – не понял хайнес.

– О малышке Лоэ̀зии. Очень добрая нежная девочка. Наивное и милое дитя, ещё не испорченное родителями. Мариш сядет на цепь рядом с ней.

– Ты действительно повредился разумом, – уверился Иерхарид. – Матёрый бандит оставит прежнюю жизнь ради незнакомого ребёнка…

– Прежнюю жизнь вряд ли оставит, но поутихнет. Поверь мне, старику, прожившему яркую и долгую жизнь. Все, кто не успел утратить сердце и душу, попадают в плен маленьких ладошек. Всунь им ребёночка, и через некоторое время они отгрызут руки, потянувшиеся забрать дитя назад. Шидай Лютый вон, – Шерех кивнул на закрытую дверь, – как к правнуку моему прикипел. Вначале тоже без желания рядом с ним осел, а сейчас всю жизнь ради него поменял. А ведь тоже душа пустая, корни оборванные, а как молодой побег в сердце врос! Через всё тело прошёл и новые корни дал. Тянет теперь, – гордость в голосе сменилась ворчанием, – поганец, из отца все соки и жилы, а тот терпит. И вот Маришу давай такой же росток подсадим. В землю новыми корнями врастёт и уже с прежней свободой не пошевелится. Я по опыту говорю, сам-то весь в корнях. И обрастаю, старый пень, новыми.

– Глупости какие-то говоришь, – впрочем, былой горячности в голосе хайнеса уже не было.