Онлайн книга «Наагатинские и Салейские хроники»
|
Голова Зразыя вспухла, и он понял, что сдохнет от любопытства, если прямо сейчас не узнает, что здесь происходит. – Брат Ссеверасс, подожди, я схожу за свежей водой. Вскочив, парень под грустным взглядом узника вымелся за дверь, запер ту на засов и решительно направился в холл. Привратник продолжал спать, оглашая своды громогласным храпом. – Вставай, – Зразый решительно схватил старика за плечи и заставил его сесть. Глаза тот не открыл, но что-то глухо пророкотал и попытался прижать парня к широкой груди. – Да вставай ты! – оборотень поднял привратника на ноги и поволок в зал проповедей. Там он кое-как водрузил старика на скамью и начал усиленно тормошить. – Ну же, открывай глаза, старый пень! Мне очень нужно с тобой поболтать! Наконец набрякшие веки приподнялись, и брат Темаш воззрился на него мутным взором, явно не узнавая или даже не видя. Порывшись в многочисленных карманах, Зразый нашёл сплющенный мешочек бодрящего порошка и дунул им в лицо привратника. Тот оглушительно чихнул, потом ещё раз, и в его глазах появилась какая-никакая ясность. – Ты хто? – глухо вопросил старик. – Хтонь, – раздражённо отозвался парень. – Живо рассказывай про этого Ссеверасса всё, что знаешь! Одурманенный зельями и вином привратник продолжал тупо на него смотреть. – Не положен, – ожидаемо воспротивился он. – Темаш, сын мой, – разъярённо зашипел Зразый, – прокляну и на том свете в общий дом не пущу! Скитайся неприкаянным, сребролюбец несчастный! Не будет тебе прощения… – Батюшка! – медведем взревел привратник и, бухнувшись перед парнем на колени, с оглушительными рыданиями уткнулся в его живот. – Прости меня! Во всём покаюсь, всё расскажу, только не отнимай руку свою. Нет у меня больше никого, не к кому мне податься. Смерти как избавления жду, лишь бы с тобой и маменькой свидеться. – Так говори! – Тёмными сманился на неправедный путь. Типиш, будь он проклят, заманил, а я, душа гнилая, подался. Случилось это на двести пятьдесят третий год после твоей смерти. У нас с Санѝшей второй внук народился, когда между господами Оршы̀й и Сна̀тый свара случилась. Натравились друг на друга, столько сёл пожгли и наше заодно. Выжил только я да кузнец Ошка. И Саниша, и детки все наши с внуками, даже ваши с мамой деревья[2]… всё сгорело… Рыдания сменились горьким тихим плачем, таким проникновенным, что Зразый сглотнул и осторожно погладил старика по жёстким кудрям. – Сердце закаменело, не знал, как жить, для чего… Злоба лютая в душу засела, пожрал бы этих господ, но где они, а где я… Разняли их, кого-то показательно наказали, да и оставили жить. А мне что с того? Кто мне жизнь мою вернёт? Папа, я ведь не хотел быть злодеем, но душа так болела, что хотел сделать больно всем. А тут… Типиш этот. Проходимец! Старик шумно выдохнул, вроде бы малость придя в себя. – Я и тогда видел, что проходимец он. А мальчик, – Зразый растерянно моргнул, – верил ему во всём. Он же по меркам духов совсем ребёнок, мира не видел. Пришёл сюда в самый разгар свары между этими трупоедами, – последнее привратник выдохнул с ненавистью. – Перепугался и прилип к Типишу. А тот сразу смекнул, как свою выгоду вытянуть. Задурил мальчишке голову, что, мол, война тут вечная, везде опасно и страшно. А он же мелкий, перепугался вусмерть! И уйти назад не может, не умеет. И позволил себя упечь в этот подвал. А Типиш к нему раненых таскал лечить, говорил, что покалеченные в бою братья. Сам выдавал себя за лекаря и первое время оплату никакую за лечение не брал. Мол, дело моё благородное… Но ему и так в благодарность тащили всё самое ценное. Слава быстро разошлась, узнали о нём все. А потом он меня к себе позвал, за мальчиком смотреть. Наобещал горы денег, столько, что эти Оршые и Снатые мне на один укус будут! Не смог устоять, папенька. Жалким я стал… |