Книга Наагатинские и Салейские хроники, страница 219 – Екатерина Гичко

Слова Харида так смутили Лийришу, что стоило ему расцепить руки, и она тут же вымелась с кухни. И потом, лежа в постели с детьми, пыталась унять гулко колотящееся сердце и ругалась на Риша, протопившего комнату слишком сильно.

Когда за дверью раздались шаги, женщина притворилась спящей. Кто-то прошёл мимо, послышался стук кувшина, поставленного на стол, затем шаги приблизились к кровати, и на Лийришу повеяло теплом склонившегося над ней тела.

Харид поцеловал кудрявые головки детей, а затем коснулся губ Лийриши в легчайшем поцелуе.

– Спокойной ночи, Риша, – прошептал он и отстранился.

Щёки женщины болезненно заныли от прилившей крови. Он её поцеловал? А как же дать ей время на то, чтобы прийти в себя?

Через полминуты Лийриша опомнилась, услышав скрип кровати, и настороженно прислушалась. Харид устроился на второй кровати, поворошился под одеялом и, удовлетворённо вздохнув, затих.

Так. Он собрался спать тут? Рядом с ней? Вот это он прыткий…

Лийриша с возмущением, граничащим с восхищением, посмотрела на вторую кровать.

– А коли правда?

Зразый сгрузил дрова у печки и прислушался. Младшие братья сидели рядом с мрачным дедом Цыбаем и обеспокоенно смотрели на жующего трубку оборотня.

– Да быть того не может! – сердито упрямился Цыбай. – Я при ордене поди уже седьмой десяток, выведал бы давно, в глаза бы бросилось. Хают! Клепают наветы. Сильный недруг у ордена появился. Ну ничего! У нас покровители тоже… те ещё.

Голос дедка звучал не шибко уверенно. Пару дней назад запала в нём было больше.

Дела ордена стремительно ухудшались.

Зразый молча подсел к братьям и достал из-за пазухи завёрнутый в тряпицу хлеб. В разговор он не вмешивался. Дед Цыбай с каждым днём становился всё раздражительнее, младшие братья и послушники – испуганнее.

Первая неприятная весть прилетела после отъезда госпожи Лийриши, чудом вспомнившей семью. На территории монастыря и так было неспокойно, больные ночью собрались в трапезном зале, и никакие увещевания не смогли их разогнать по комнатам. Вялость исчезла из их глаз, больные оживились и требовали от братьев «правды». Старшие пытались убедить, что это для их же блага, что они не могли поступить иначе, что не хотели терзать им души несбыточными надеждами… После их даже слушать перестали.

Днём позже в монастыре произошёл первый погром, больные требовали устроить каждому из них встречу с родственниками. Настоятель пообещал что-нибудь сделать, кое-как успокоил взбунтовавшихся, и тут пришла дурная весть!

Монастырь ордена Типиша у Дреи погромили!

Погромило местное население, возглавляемое знатными семействами. Когда Мастюня спросил о причинах, его постигла вторая дурная весть.

Пошёл слух, что монастыри на самом деле принадлежат не ордену. Точнее, ордену, но сам орден принадлежит ряду семей: Мнишыям, Ванориям, Обданам и кому-то ещё. И доходы с лечения больных, которые потом навсегда остаются в стенах монастыря, идут в их карман. Все перечисленные семейства были очень богаты. Ванории заявили, что они не имеют никакого отношения к ордену и готовы отчитаться за каждый медяк, поступающий в казну семьи. А вот остальные с объяснениями и возмущениями запоздали, и народный гнев успел распалиться. А так как в окрестностях Дреи проживали влиятельные семьи, чьи родственники были заключены в монастырь, то ярость толпы ещё и умело подогрели.