Книга Наагатинские и Салейские хроники, страница 242 – Екатерина Гичко

С благодарностью Inna, сообщение которой неожиданно мотивировало меня написать этот рассказ.

Третий месяц лета 574 года эры Храмма̀ра

Узкая дорога неспешно вилась под лесной сенью, поросшая травой и цветами по середине и отменно пыльная по выбитым колёсами колеям. Стояла столь страшная жара, что лес был глух и нем, только листва едва-едва шептала при порывах редкого душного ветра. Жах со стоном оттянул ворот потной рубахи. Тут уж и не поймёшь, что лучше: луговую дорогу шагами мерить или лесную. На первой хоть воздух шевелился, зато здесь тень голову накрывает. От пекла кружилась голова, спирало в груди и муторно так было. Зажившая рана на плече растревожилась и отдавала болью в шею, а уж оттуда в виски, из-за чего перед глазами плавали тёмные омуты.

Эх, надо было всё ж задержаться в родительском доме ещё на недельку. Старики пророчили, что как раз дожди зарядят, но ему по грязи тащиться не хотелось. Сейчас бы с удовольствием в болотной тине искупался, да от той парит, как от кадушки, оставленной в протопленной бане.

За спиной послышались неразборчивый напев и размеренный скрип колёс. Жах обернулся, но лесная дорога часто петляла, а сам лес летом одевался в густую зелёную шубу и насквозь не просматривался. Жах продолжил идти и оборачиваться, надеясь, что сможет доехать до ближайшей деревни – Лощѝх, – а не сбивать сапоги в пыли.

Наконец из-за поворота вывернула крепкая молоденькая лошадка серой масти, запряжённая в добротную телегу с высокими бортами. На облучке сидел молодой парень. Высокий, крепкий, с пшеничными, выгоревшими на солнце волосами, голубыми глазами и отчаянно веснушчатый. Увидев на дороге дочерна загоревшего оборотня, парень добродушно обрадовался путнику. Места здесь были спокойные, да и по такой духоте ни один разбойник не вылезет.

– Куда путь держишь? – спросил Жах.

Собственно, вопрос был лишь началом беседы. Дорога-то здесь одна и путь один.

– До Лощих, – радостно улыбнулся парень.

Что-то в его лице показалось Жаху знакомым.

– Уважите соседством? – молодой оборотень продолжал улыбаться. – Жара-то какая…

– И то верно, – Жах обрадовался, что самому не пришлось напрашиваться, и поспешил забраться к потеснившемуся парню на облучок.

Дорожный мешок оборотень забросил в телегу, где уже грудами лежали мешки с мукой с печатями известной мукомольной города Прѝйша, аккуратно обёрнутые дерюгой рулоны с тканями, корзины, обложенные соломой кувшины и короба.

– С ярмарки, – охотно выдал парень. – Ездили с тестем бычков продавать. Он в городе остался по делам, а я вот еду. А то всё хозяйство на жене, а у нас маленькая только-только народилась.

Парень выглядел откровенно счастливым и довольным жизнью и хотел своим счастьем поделиться. Жаху, которому от растревоженной раны и жары и без того было плохо, стало совсем дурно. Ещё и понять не мог, чего ему мальчишка таким знакомым кажется. Памятью на лица Жах похвастаться не мог. Бывало, в один день рубится с разбойником, а на следующее утро уже и лица его помнит. Только тех, с кем давно знакомство имеет, и помнит. Но тогда чего имени вспомнить не может?

– А ты из чьих будешь? – полюбопытствовал Жах. – Я сам из этих мест, вот подлечиться со службы к родителям в Малые Осѝхи ездил. Чё-то смотрю на тебя, вроде лицо знакомое, а чей, и вспомнить не могу.