Книга Наагатинские и Салейские хроники, страница 246 – Екатерина Гичко

Лешка уже не стал рассказывать, как долго строгий Осоха присматривался к нему. Простой батрак действительно не тот, кого он видел в мужьях единственной дочери. Но Лешка парнем был ладным, добрым, уважительным и, что Осохе понравилось больше всего, дюже хозяйственным. Мальчишка сперва метил в помощники кузнеца, но тот вытурил его. И прибился Лешка к Осохиному хозяйству. Лише землянику начал таскать, мёд дикий, шишки кедровые, орехи… баловство всякое. Да и дочь на него с нежностью поглядывала. Поскрипел Осоха зубами и сам присмотрелся к парню. Начал учить премудростям всяким. Сперва расстроился, что Лешка всё по его указке делает, будто своего соображения не имеет. А затем тот обучился, привык и начал сам советы давать. Но с уважением! Хозяйство полюбил, от работы не отлынивал, все плуги-мотыги-лопаты перековал, к тому же кузнецу идти и надобность отпала. Подумал Осоха и начал брать его с собой в город на торги. Дело то далось Лешке сложнее, но выдюжил, освоил. Сейчас и сам торгует, покуда тесть более выгодные дела обустраивает. И Лише всегда подарочек из города привозит.

Позволил Осоха Лешке жениться на дочери, принял как сына в семью Мяхый, ну и зажили дальше. После брака парень не изменился, остался таким же хозяйственным, Лишу любит и бережёт, а три месяца назад у них и доченька родилась. Осоха справил им отдельный пристрой к хозяйскому дому да и сказал спасибо богам, что выручили.

Лешка и сам не уставал возносить благодарности, что его жизнь сложилась так хорошо.

– Не просто так к тебе дед Лирим явился, – после молчания выдал Жах. – Помог тебе старик, от смерти спас, дорогу указал. Подсказал, как жизнь дальше жить.

Лешка кивнул.

– Он мне тоже когда-то помог. При жизни ещё, – Жах попытался улыбнуться. – Только горячий я был, не… Эх! – он махнул рукой. – Невеста у меня была не чета твоей жене. Девка красивая, весёлая, но пустая. Это сейчас я вижу, а тогда жить без неё не хотел. И когда она меня бросила и выскочила за сына головы, я в наёмники записаться хотел и в Рирейские горы добывать шкуры виверн уехать. Дед Лирим, благо, мысль умную в мою голову впихнул, мол, чего из-за изменения чужого пути свой путь ломать? Они тогда все… ну те, кто охотиться на виверн поехали, под обвал угодили и сгинули. Только совсем образумиться я не смог и подался в служивые, хотя самому эта служба претит. Каждый день бандитские рожи…

– Так хорошее дело делаете, – попытался утешить его Лешка.

– Кто-то другой с этим справился бы лучше меня. Я же пошёл туда не из желания благо стране нести, а с мыслью помереть. Хорош ли я тогда? Нехорош. Но делать ничего другого уже и не умею. Да и свыкся.

В комнате опять повисла тишина. Озарённая солнечным светом и нарушаемая детским лепетом, она казалась благостной. Жах почувствовал, что душа его немного очистилась от житейской копоти и грязи и дышать стало легче. Рана ныть перестала, да и служба уже не казалась такой постылой. Может, в стражники городские перейти? Те же рожи бандитские, но можно хотя бы семью завести, а то сколько одному жить да Тайку вспоминать?

– Ты в храм-то сходи и у богов милости для деда Лирима попроси, – посоветовал он Лешке. – Отблагодари старика. А я никому не скажу, что тебя встречал.

Жах уехал ранним утром вместе с дядькой Инаем. Ближе к полудню из города вернулись тесть с тёщей, и Лешка пошёл отпроситься в храм. Деревня-то у них была богатая, да только в храм ездить приходилось в соседние Лашики.