Книга Цветочек. История о заигравшемся лицедее. Том 1, страница 189 – Екатерина Гичко

Господину действительно не спалось. Томительная тоска охватывала душу всякий раз, когда они приезжали в Дардан в это время года. Накатывали воспоминания, а взор устремлялся на запад, в сторону реки, которая манила его шёпотом волн.

— Яник, ты чего опять? — из дома вышел брат светловолосого господина, высокий и крепкий мужик пятидесяти лет. Свет волчьего месяца выхватил из чёрных бороды и волос серебряные нити седины.

— Да… вспоминается, — светловолосый поморщился.

Шихра̀н проследил за взглядом брата и понимающе ухмыльнулся.

— Манит водичка?

Яник слабо улыбнулся, и брат хохотнул.

— Как вспомню, аж дрожь берёт! — впрочем, глаза у Шихрана блестели весело. — Боги надоумили на берегу ещё раз проверить живой ли, а то так бы взяли грех на душу и утопили бы. Ох, и перетрухнули мы тогда с отцом! К бабке какой-то в дом постучались, золотом ей отсыпали, что за тобой до утра присмотрела. Бабку-то эту помнишь?

— Не-а. Но я помню, как на выезде из города отец плакался стражнику, что я давно потерянный сын его умершей сестры.

— Я как вспомню, как мама его отходила, когда он тебя привёз и сказал, что это-де сынишка его, — Шихран бесстыже заржал.

— А я не помню, — нахмурился Яник. — Но, — глаза его ехидно сверкнули, — я помню, как мама гонялась за тобой, когда правду узнала.

Брат опять гулко захохотал.

Мужчины со светлой грустью уставились на небо, вспоминая уже умерших родителей.

— Зато батюшка после этого начал охрану нанимать. А то я ей-боже умаялся с ним товар по ночам охранять. Ни отоспаться, ни к девке под окно сходить, ни пожрать толком…

Дверь скрипнула, и наружу высунулось лукавое личико, обрамлённое белыми вихрами.

— А можно к вам?

— Спать иди, шкодник! — Яник строго зыркнул на отпрыска.

— Кыш! — шикнул на племянника Шихран, и мальчишка, хихикнув, скрылся. — Вот бойкий пацанёнок растёт!

Яник с гордостью посмотрел на закрытую дверь, но взор опять устремился в сторону реки.

Почему-то сегодня он чувствовал не только тоску, но и печаль.

Проснулся Ссадаши между двумя волосатыми брюхами. Ночью пришла не только Госпожа, но и Шириша, и кошки вытянулись по обе стороны от Ссадаши, беззастенчиво его придавив.

— Лошади, — простонал наагалей, вынужденный выбираться не только из-под наглых скотин, но из крайне неприятного кошмара, где он тонул, захлёбываясь волосатой водой. — Твою ж… Прекрасное утро!

Дейны, конечно же, рядом не было. Даже сомневаться не стоило, что она попытается слинять! Но злило не это, а то, что слинять ей всё же удалось. Ссадаши раздражённо посмотрел на Госпожу, которая обожала класть башку на его голову и мурчать. Под такую колыбельную он не проснётся, даже если двери в покои вышибут.

На всякий случай, он всё же пошарил под кошками и посмотрел на пол, но хранительницу не обнаружил. Пришлось выпутываться из кошачьих лап и выползать из-под по-лошадиному мощных тел и двигаться на выход.

Растрёпанного, помятого и заспанного наагалея встретили две пары преданных глаз — Оршош и Арреш — и две пары очень спокойных — Шширар и Дейна. Про последних Ссадаши с досадой подумал: «Спелись».

Наагалей окинул Дейну угрюмым взором. Выглядела та значительно посвежевшей, на щеках даже играл блеклый румянец, а о недавнем покушении напоминал только яркий шарф — кажется, его собственный, — аккуратно обвязанный вокруг шеи.