Книга Художник из 50х Том II, страница 38 – Сим Симович

Следующий кадр — они осторожно изучают друг друга. Девочка делает шаг вперёд, протягивает руку. Леший не отступает, но напряжён, готов к бегству. Момент истины — примет ли древний дух человеческое дружелюбие?

— Прекрасно, — Гоги откинулся в кресле, любуясь получившейся сценой. — Теперь у встречи есть драматургия.

За дверью раздались шаги, голоса. Студия оживала — художники приступали к работе. Но Гоги был настолько поглощён творческим процессом, что не замечал происходящего вокруг.

Он перешёл к образу воеводы. Вчера сценаристы предложили дать ему трагическую предысторию — семью, погибшую от набегов, разорённое поместье. Теперь его стремление к прогрессу обретало человеческую мотивацию.

Новый кадр показывал воеводу не как безжалостного чиновника, а как человека, несущего боль. В сцене у походного костра он смотрит на старый портрет — жена и дочь, которых больше нет. Отсюда его желание построить дороги, связать страну, чтобы помощь приходила быстрее.

— Да, — прошептал Гоги, прорисовывая выражение скорбного решения на лице персонажа. — Теперь его можно понять.

Работа захватывала полностью. Время летело незаметно — казалось, только что был рассвет, а за окном уже светило яркое солнце. Гоги не чувствовал усталости, наоборот — каждый удачный кадр подзаряжал его энергией.

В дверь постучали. Вошёл художник Борис Анатольевич с папкой эскизов.

— Георгий Валерьевич, можно показать новые варианты персонажей?

— Конечно, — Гоги оторвался от работы. — Интересно посмотреть на ваше видение.

Борис Анатольевич разложил на столе цветные эскизы. Василиса теперь выглядела более естественно — не кукольная красавица, а обычная деревенская девушка с живыми глазами и слегка вздёрнутым носиком. В её облике читался характер — упрямство, любопытство, доброта.

— Отлично, — одобрил Гоги. — А воевода?

— Вот, — художник показал другой эскиз. — Попытался показать внутренний конфликт через внешность.

Мужчина средних лет, в глазах усталость и решимость одновременно. Военная выправка, но без жёсткости. Лицо, которое могло быть добрым, если бы не тяжесть пережитого.

— Замечательно, — кивнул Гоги. — Это именно тот воевода, которого мы искали. А Леший?

Дух леса получился особенно удачным. Древний, мудрый, но не старческий. В его облике сочетались человеческие и природные черты — кора вместо кожи, листья в бороде, глаза цвета мха. И главное — в них читалась не злоба, а печаль.

— Великолепно, — восхитился Гоги. — Начинайте делать цветовые раскладки. Нужно понять, как персонажи будут выглядеть в движении.

Когда Борис Анатольевич ушёл, Гоги вернулся к раскадровке. Теперь у него были конкретные образы персонажей, и работа пошла ещё быстрее.

Он рисовал кульминационную сцену — конфронтацию воеводы с лесными духами. По новой версии это не чёрно-белый конфликт добра со злом, а столкновение двух правд, двух необходимостей.

Воевода стоит перед древней рощей с топором в руке. Вокруг него солдаты, готовые исполнить приказ. Но он медлит — в глазах борьба между долгом и сомнением.

Из леса выходят духи — Леший, Василиса рядом с ним, другие обитатели чащи. Не угрожающие, а скорбящие. Они не нападают, а просто стоят, защищая своими телами обречённые деревья.

— Прекрасный момент для музыки, — пробормотал Гоги. — Хачатурян должен написать что-то пронзительное.