Книга Особенные. Элька - 3, страница 26 – Ольга Ильина

Он приблизился к подъезду, с интересом и даже полуулыбкой посмотрел на меня, и подошел к двери. А мне почему-то захотелось пойти следом. Что я и сделала. Первой зашла в лифт, была уверена, что он зайдет следом, но… мужчину что-то остановило. Он моргнул, его лицо исказилось, словно на секунду с него сползла маска кого-то другого, и отступил.

— Вы идете? — с недоумением спросила я.

— Нет. Мне полезно будет пройтись пешком, — ответил он сильным, глубоким, вызывающим живейший интерес, голосом. Какой странный человек. А то, что человек, я совершенно уверена, но почему же он не вошел? Что могло его остановить? Ничего не понимаю. Я посмотрела на свою маску, которую продолжала сжимать в руках, и все равно не могла понять. Если все дело в ней, то это ничего не объясняет. Я-то думала, что она направлена против темных. Или не только?

Когда я пришла домой, первым делом отмыла маску, повесила на законное место на кухне и зареклась снова выносить ее из дома. Второго такого приключения я не переживу. Все. А сейчас в ванну, отмокать и смывать с себя всю ту гадость, которой успела провонять на помойке.

Все следующее утро я пыталась дозвониться до Диреева. Бесполезно.

— А как же твое «ты всегда должна быть на связи»? — передразнила его же слова. Похоже, для него они значили гораздо меньше, чем для меня. Я всерьез начала волноваться. Может, что-то случилось? Мало ли какими делами он занят в своей инквизиции. А вдруг его ранили, а я даже не знаю, кому позвонить, что делать? И не помешаю ли я своими звонками? Блин, ну неужели так трудно хоть раз поднять трубку и сказать: «Со мной все хорошо». Я же не жду часовых отчетов о том, с кем он и где. Да мне простого смс достаточно. Но нет, куда там? И в этом смысле они с Егором странно похожи. Когда я забываю отвечать, меня обвиняют черт знает в чем, а если они поступают также, то я приставучая паникерша, которой нечем заняться. И разве это справедливо?

Я решила обидеться. И даже написала ему злобную смс. Может, хоть так вспомнит, что у него девушка есть, которую сам же под замок посадил. Эти типы, караулящие внизу, почему-то ужасно меня раздражают. С ними под окнами мне стало казаться, что я в тюрьме, не хуже той, настоящей. На улицу идти не хотелось, даже для того, чтобы проведать мой живой скутер, дома делать особо нечего, разве что генеральную уборку устроить. А что? Хорошая мысль. Проведем ревизию шкафа, заодно посмотрим, что из вещей можно будет взять с собой в институт.

Так что начала я с одежды, а после перешла на верхние полки. Оказывается, у меня столько хлама хранится. Старые школьные тетрадки, все мои дневники с первого по одиннадцатый класс, аккуратно сложенные в коробки, старые открытки, которые я маме рисовала на Восьмое Марта и на Новый год, даже мой старый детский дневник. Зачем это все? Выкинуть бы, да забыть, а рука не поднимается. Ведь каждая открытка, каждая страница в дневнике несет в себе частицу детства, воскрешает давно забытые воспоминания.

Маленькая деревянная лошадка, которую мне Ромка подарил в наш первый день в школе. А я ему подарила… что же я ему подарила? Не помню. Фенечки. Мы с Катей и Леной, в ту пору, когда были неразлучны, часто плели браслетики из бисера. И соревновались, у кого лучше получится. А куклы барби… нет, у меня они не сохранились, но сохранились платья, которые мы сшили из маминых тканей. Она хранила их на самой верхней полке стенки, ситец, шелк, сатин, красивые и дорогие. А мне так хотелось поразить девочек и сшить кукле настоящее бальное платье. Вот я и воспользовалась. Конечно, потом мне попало, но я больше помню тот восторг, который испытала, когда мое платье оказалась красивее даже дорогого, импортного платья куклы Кати. О, а это совсем шедевр. Мой одноклассник, тот самый Сашка Раков, с которым я просидела полгода в восьмом классе, подтянув его успеваемость, написал мне жалостливое и потрясающее по своей манере письмо. Представьте, годовая контрольная по математике, Сашка сидит на самом крайнем ряду и кидает на парту листок с одной лишь фразой: