Книга Да здравствует королева!, страница 43 – Ольга Ильина

— Я понимаю, — вздохнул Олли и даже удивился немного, что капитан извиняться надумал.

«Нет, не плохой все-таки этот капитан, хоть и пират» — решил Олли и проникся к своему неожиданному работодателю еще большим уважением, а наутро узнал, что капитан заинтересовался историей пленника и даже решил с ним побеседовать. Уж о чем они там говорили, никто не ведал, но на следующий день всех пленников перевели из грязного сырого трюма в каюты для матросов, одели, накормили, отмыли и пристроили к работе. Так экипаж судна пополнился на тридцать восемь человек, а корабль взял курс на острова.

— Значит, вас не продадут? — шепнул Олли, проходя мимо нового помощника капитана.

— Кажется, за это стоит тебя благодарить? — подмигнул Семар.

— А другие… они бунт не устроят?

— Нет. Капитан обещал отпустить тех, кто захочет, как только доберемся до суши.

— И что же, он так просто согласился? — удивился мальчик. Конечно, капитан Харди не зверь, но и не святой благотворитель.

— Просто, да не просто. Я обещал, что буду служить ему бесплатно целый месяц за каждого, кто захочет уйти.

— То есть, если все захотят, вы останетесь на тридцать восемь месяцев? — испуганно выдохнул мальчик.

— Олли, и месяца не прошло, а ты позабыл все мои уроки арифметики. Тридцать девять, если тебя считать.

— А я никуда не уйду без вас. Так что нам тут с вами все тридцать восемь месяцев палубы драить и по мачтам лазить.

— Значит, будем лазить, — усмехнулся мужчина и потрепал мальчонку по вихрастой шевелюре.

— А целителя, целителя он тоже отпустит?

— Не знаю, — слегка посуровел Семар. — Радует, что вообще согласился его из камер перевести.

— А что? Не хотел?

— Не хотел. И сейчас не хочет. Говорит, если тот ему попадется, то скинет за борт, не задумываясь.

— И что же такое натворил этот Кроули? — заинтересованно спросил Олли, но Семар лишь пожал плечами и продолжил свой путь. Его и самого интересовал этот странный Кроули, то ли безумец, то ли притворщик. Что-то в нем было такое… неправильное, и встреча их была неправильной. Когда его в камеру привели, тот едва в обморок не грохнулся, и все шептал: «Я не хотел, я не хотел». А чего он не хотел, о чем говорил, Семар так и не понял. Знал только одно, Кроули явно его боялся, но и взгляд оторвать не мог. Позже, узнав, что Кроули провел один в темной, вонючей камере почти полгода, он всерьез засомневался в благоразумии целителя, особенно, когда однажды проснувшись, увидел того рядом, разглядывающего его руку с браслетом. У него тогда был странный взгляд, как у фанатика какого-то.

— Откуда? Откуда он у вас? — шептал, как заведенный он. Семар не видел ничего плохого в том, чтобы рассказать о своем недуге. Тот долго молчал, отрешенно глядя в пустоту, а потом выдал странную фразу: «Быть может, оно и к лучшему». Больше они ни о чем таком не говорили, только по делу. Но иногда, он нет-нет, да ловил на себе полубезумный взгляд целителя и ловил себя на мысли: «А вдруг все это не просто так? Вдруг Кроули знал его в той, другой жизни?» Спросить он так и не решился. Мало ли что придет в голову сумасшедшему. Да и свыкся он уже и с беспамятством своим, и положением. Для него не было другой жизни, как жизнь в море, а прошлое… лишь белый лист, на котором иногда проявляются образы, которые ему не суждено разгадать.