Книга Самая главная злодейка, страница 99 – Ольга Ильина

— Приветствую тебя, Тень повелителя, — отрешенно проговорил посланник.

— И тебе не хворать, жрец, — скривился Эвен. — Зачем пожаловал?

— Великая просит повелителя о разговоре.

— И почему ты обращаешься с этим ко мне?

— Ее зова он не слышит.

«Скорее, не хочет слышать» — мысленно поправил Эвен, а вслух сказал: — Что еще понадобилось от нас этой… твоей госпоже?

— Не мое дело знать, я должен только передать.

— Ну, да, ну да. Цепной песик на побегушках. Только с чего ты взял, песик, что повелитель меня послушает?

— Это в ваших же интересах, — равнодушно отозвался жрец. — Великая просила сказать, что сердцу его грозит большая опасность, и если он не придет…

— Так и знал, что без ультиматумов не обойдется, — брезгливо поморщился Эвен. Ну, не любил он этих посланников, не потому, что они чем-то не угодили ему в прошлом, а просто не любил.

Впрочем, прошлое тоже сыграло свою роль. Ведь когда-то его самого прочили в жрецы. Для рожденного в семье Видящих иного пути просто не существовало.

Судьба вмешалась. Его мать, как и большинство родственников, уничтожили во время Первой волны, задолго до Кровавых песков, а его самого, как единственного оставшегося в живых представителя ныне забытого древнейшего Дома, забрал Огненный дом, в качестве будущей Тени Инара. И Эвен нисколько не страдал из-за своей столь кардинально изменившейся судьбы. Мать он не помнил, возрождения забытого дома не желал, и у него была семья: Инар, Клем, Тея, и вот теперь Эва. Семья, которую он любил, которой дорожил, и за которую готов был хамить даже самому посланнику Матери всех драконов.

— Знаем мы эту песню: если повелитель не придет, ослушается, то Мать сделает а-та-та и отберет у непокорной марионетки любимую игрушку.

— Ты забываешься, Тень! — сверкнул глазами жрец, не оценивший его острот. Но и Эвен уже давно не боялся гнева бывших божков. Да, когда-то жрецов уважали и почитали, им преклонялись, как служителям храмов Матери всех драконов, но во время Второй волны храмы были разрушены, жрецы, как и большинство видящих уничтожены, от влияния Матери осталось только название, да и сама она превратилась в символ — прекрасный, непогрешимый и никому не нужный. Разве что радужным драконам.

— Неужели цепной песик Матери имеет право гневаться? — рассмеялся Эвен. — Ты же всего лишь голос, так говори и проваливай. У меня и без тебя дел по горло.

Жрец хотел что-то ответить, видно, не все еще чувства этот белый мухомор успел растерять, и все же ему хватило выдержки, чтобы принять равнодушный вид и закончить:

— Если повелитель не придет, то его сердца уже не будет.

«Ну, что я говорил?» — закатил глаза Эвен, но странное предупреждение все же заинтересовало его.

— То есть, если повелитель не явится, то отправится к праотцам? Это уже что-то новенькое.

— Я не сказал, что у него не будет сердца, я сказал, что его сердца уже не будет, — высокомерно бросил жрец.

— Вот за что я не люблю вашу братию, так за путанные речи.

Что за абракадабру ты мне сейчас сказал?

— А за что я не люблю Теней, — все с тем же высокомерием и явной неохотой парировал посланник, — за то, что они глупы и не способны понять высокого смысла в речах Великой.

— Да куда уж нам, убогим, — фыркнул Эвен, а жрец, кажется, сарказма в голосе не уловил, и снизошел до объяснения: