Книга Дурак умер, да здравствует дурак, страница 107 – Дональд Уэстлейк

Я попытался.

Спустя два дня, в субботу, я сидел в квартире Герти. Она наскоро собирала легкий обед, потому что мы готовились прокатиться на моей новой машине. Герти должна была водить ее до тех пор, пока я не получу права.

Когда зазвонил телефон, Герти сказала:

— Возьми трубку, дорогой.

Звонил Райли. Услышав мой голос, он заявил:

— Карен сказала, что ты там, но я ей не поверил.

— Почему? Я же говорил Карен, что…

— Да, да, знаю, — ворчливо перебил он меня. — Похоже, я должен тебя поблагодарить.

— За что?

— За то, что побеседовал с Карен.

— Ах, это. Черт, я чувствовал себя обязанным. Я не должен был лишать тебя своего доверия. В том, что Карен порвала с тобой, была большая доля моей вины, вот я и решил попытаться поправить дело.

— Я заблуждался на твой счет, — сказал Райли. — Мне казалось, ты норовишь отбить у меня Карен, чтобы самому закрутить с ней.

— Нет, только не я. Во-первых, она — твоя девушка. Во-вторых, мы друг другу не подходим. Ей нужен такой, как ты.

— Что значит, не подходите друг другу? — спросил он.

— Она слишком… слишком нормальная для меня. Я несколько…

Герти пришла с кухни, помахивая вымазанным майонезом ножом.

— Что такое? — осведомилась она.

— Подожди, — сказал я Райли и, повернувшись к Герти, объявил: — Я терпеть не могу майонез.

— Только не моего приготовления. Я сама делаю его при помощи смесителя.

Я скорчил мину, призванную выразить сомнение, и сказал в трубку:

— Вы с Карен созданы друг для друга, Райли.

Герти снова удалилась на кухню.

— Уж и не ведаю, чего ты ей наплел, — сказал Райли, — но вынужден признать, что это помогло. Наши неурядицы позади.

— Я только сказал, что вы с ней — идеальная пара, а к мужчине надо относиться как к буханке хлеба: лучше уж половина, чем вовсе ничего. Ну, а когда она заявила, что-де не хлебом единым жива женщина, я объяснил ей фаллическое значение основы жизни и добавил, что мы сами — кузнецы своих судеб, а посему ей лучше и впредь жить в той романтической сказке, которую ты…

— Что ты ей наговорил?!

— Но ведь помогло же, Райли, — напомнил я ему.

— Ну, не знаю, — задумчиво пробормотал он. — Вроде, должно сработать. — Райли вздохнул. — Ладно, забыли. Вот еще что: час назад твой лифтер сознался в убийстве. Ты был совершенно прав: он поймал Мэтта на шулерстве, взбесился, начал сквернословить, а когда Мэтт пригрозил вызвать швейцара и вытолкать лифтера взашей, тот схватил только что распитую бутылку, огрел ею Мэтта и смылся. Бутылку он выбросил в шахту лифта, теперь там люди из лаборатории собирают осколки.

— А чем он убил Гаса Риковича?

— Бильярдным шаром. Рикович знал о заговоре и догадался, что Мэтта убил лифтер. Он заломил больше трех тысяч, но у лифтера не было денег, и он зазвал Риковича в квартиру, чтобы потолковать, ударил его бильярдным шаром, спрятал тело, вымыл шар и пошел себе работать дальше.

— Где он взял ключ от квартиры?

— Мэтт дал. Чтобы лифтер мог приходить в любое время. Приносить выпивку, играть в карты и так далее.

— Значит, все разъяснилось.

— Да.

— Хорошо. Рад это слышать.

— А как быть с тобой? Говорят, ты все-таки собираешься отдать деньги.

— Я подумывал об этом.

— Но почему?

— В основном — потому что они неправедные. На этих деньгах кровь. Кроме того, я тридцать лет прекрасно обходился без них.

— И кому же все это достанется?