Книга Прощай, красавица, страница 58 – Раймонд Чэндлер

– Я теперь не люблю большие машины, – сказал я. – Моя есть собственная.

– Ты едешь мой машина, – угрожающе сказал индеец.

– Еду твой машина.

Я запер стол и кабинет, отключил звонок и вышел, оставив приемную, как обычно, незапертой.

Спустились мы на лифте. От индейца пахло. Это заметил даже лифтер.

У индейца был темно-синий семиместный «паккард» последней модели, изготовленный по специальному заказу. В такой машине можно ездить с жемчужным ожерельем. Стояла она у пожарного крана, за рулем сидел похожий на иностранца шофер с темным, будто вырезанным из дерева лицом. Внутри машина была обтянута серой стеганой шенилью. Индеец усадил меня на заднее сиденье. Сидя там в одиночестве, я чувствовал себя как покойник, обряженный гробовщиком, отнюдь не лишенным художественного вкуса.

Индеец сел рядом с шофером, машина развернулась в неположенном месте, полицейский на другой стороне улицы как бы нехотя сказал: «Эй» – и торопливо нагнулся перевязать шнурки.

Выехали на бульвар Сансет и быстро бесшумно понеслись в западном направлении. Индеец сидел неподвижно. До меня то и дело доносился его запах. Шофер казался полусонным, но так обгонял лихих ребят в открытых машинах, словно те волоклись на буксире. Навстречу ему везде загорался зеленый свет. Среди водителей есть такие. Он ни разу не остановился на перекрестке.

Милю-другую мы кружили по Стрипу мимо антикварных лавок с фамилиями знаменитых киноактеров на вывесках, мимо витрин, заполненных игольным кружевом и старинной оловянной посудой, мимо новых сияющих ночных клубов со знаменитыми шеф-поварами и не менее знаменитыми игорными залами, где заправляют лощеные шулера, мимо георгианско-колониальных, давно уже вышедших из моды особняков^[7], мимо красивых модернистских зданий, где голливудские торговцы живым товаром не переставая говорят о деньгах, мимо кафе для автомобилистов, куда как-то не хочется заезжать, хотя официантки там носят белые шелковые блузки и кивера мажореток, а ниже бедер лишь блестящие ботфорты. Мы неслись мимо всего этого вниз по ровной излучине широкой дороги к вьючной тропе, ведущей на Беверли-Хиллз, воздух был чист и ясен, вдали на юге виднелись огни всех цветов радуги, а на севере холмы с мрачными особняками, потом мы оставили Беверли-Хиллз позади и выехали на бульвар, вьющийся у подножия холма. Внезапно сгустились сумерки, с моря потянуло ветром.

Дневное тепло сменилось вечерней прохладой. Мы пронеслись мимо отдаленного скопления освещенных зданий и бесконечных, стоящих поодаль от дороги особняков. Спустились к обочине громадного зеленого поля для игры в поло, рядом с ним находилась столь же громадная выездная площадка, потом бетонная дорога снова пошла вверх, мимо апельсиновых рощ, прихоти какого-то богача, потому что почва для апельсинов здесь неподходящая, затем освещенные окна миллионерских домов скрылись, дорога сузилась, и мы въехали в Стиллвуд-Хайтс.

Из каньона доносился запах шалфея, он напоминал мне о мертвеце и безлунном небе. Редкие оштукатуренные домики лепились к склону холма, как барельефы. Потом они скрылись, остались лишь тихие темные холмы, несколько ранних звезд над ними, бетонная лента дороги и отвесный спуск в густые заросли дуба и мансаниты, где иногда, если остановиться, замереть и прислушаться, можно услышать крик куропатки. По другую сторону дороги тянулась старая глиняная дамба, на краю ее цепко держались немногочисленные дикие цветы, напоминая упрямых детей, не желающих ложиться в постель.