Книга Кто убил Кристель?, страница 83 – Тамара Ключинина

— Элис, я рад, что у тебя все получилось, — начал он, нервно сцепив пальцы, судорожно переплетая их, и глядя куда-то в пол, словно ища там подсказки или даже ответы на собственные вопросы, — но я должен тебе кое-что рассказать. Точнее кое в чем признаться. Все это время… все эти двадцать лет… я любил не Кристель, а тебя.

Его слова ударили меня под дых, выбивая из легких остатки кислорода.

— Да… сначала я действительно был влюблен в твою сестру, курсе на первом, но, узнав тебя ближе, я понял, что ты — словно мое отражение, и в моем сердце нет места ни для кого больше, — продолжил он, глядя мне прямо в глаза, и его взгляд был полон искренности и нежности, — я писал те стихи для тебя, посвящая каждую строчку твоим глазам, твоей улыбке, твоим мечтам. И браслет… тот самый, который ты видела у меня на руке… он был для тебя, я хранил его все эти годы, как напоминание об упущенной возможности — ведь я собирался подарить его тебе еще в конце второго курса, носил в кармане, подгадывая момент, но струсил в последний момент, как последний дурак. Ты же никогда не воспринимала меня как парня… Вот я и решил, что дружба с тобой важнее и безопаснее возможного отказа, поэтому и предпочитал оставаться рядом, пусть даже и в таком качестве.

Я застыла, не в силах пошевелиться или что-либо сказать, открывая и закрывая рот, словно рыбка, выброшенная морской волной на пляж.

Интерлюдия. Питер Томсон

Двадцать лет назад все началось с Кристель. Да, красивая, веселая, с ногами до шеи — что еще нужно первокурснику, чтобы влюбиться? Таскал ей цветы и конфеты из алхимической лавки, подстраивал «случайные» встречи в академии. А как-то раз, когда нес ей очередной букет, познакомился с ее сестрой. Элис тогда открыла дверь их общей квартиры, вся в чернилах, с волосами, собранными гвоздем вместо шпильки. Увидела мои цветы, фыркнула: «Опять ты? Этим цветам нужна слабокислая почва, Томсон, если ты не в курсе. Ты хоть дренаж продумал или это очередной веник, который она выбросит через пару дней?». Я тогда ужасно покраснел и перестал таскать букеты, боясь вновь нарваться на насмешки.

Потом мы вновь столкнулись с Элис на одном из конкурсов научных проектов, где мы с ней были единственными младшекурсниками. Затем один из преподавателей однажды предложил нам попробовать силы в совместном проекте, и с тех пор началось наше общение.

Постепенно, проводя время в ее компании, я начал замечать, как она отличается от других. Кристель смеялась звонко и громко, а Элис — улыбалась только уголком губ. Закрытая для окружающих, даже замкнутая, она постепенно начала открываться для меня с новой стороны, а ее едкие шутки нужно было сначала осознать, чтобы потом посмеяться.

Помню, как впервые осознал, что Элли — особенная для меня. Мы сидели в библиотеке, и она увлеченно рассказывала о своих исследованиях временных аномалий. Ее глаза горели энтузиазмом, мысли текли рекой, и я понял — она не просто мой друг. Она — моя родственная душа.

Так мы постепенно сближались, делились мыслями и секретами, планами и идеями. Я поддерживал ее исследования, помогал в лаборатории, писал стихи, которые посвящал ей, и даже иногда зачитывал их ей, внимательно смотря на реакцию, создал браслет — символ моих чувств, который так и не подарил. Ведь я каждый раз боялся признаться, что это все — не для Кристель, как она думала… Но я молчал. Потому что дружба была надежнее. Потому что боялся, что если признаюсь, все наше общение сломается, как ее хрупкие артефакты.