Книга Гостинцы от Снежной Царицы. Мороженого не желаете?, страница 25 – Вика Рубина, Эмма Фэйт

Вот это она запомнила хорошо, а не то, как отец вел дела. И красный мяч до сих пор лежал в платяном шкафу, хотя почти все остальные игрушки уже отправились на заслуженную пенсию.

Я моргнула, чуть отводя глаза. Пальцы закололо иголочками. Крупные капли барабанили по крыше склепа. Еще одна картинка?

— Папа, у меня ничего не получается!

Голос у Сафи обиженный, полный досады. Она злится и бьет кулачками по столу. Вазочка с подсолнухом (слишком желтым, чтоб быть настоящим), подпрыгивает в такт ударам.

— Ерунда, Сафи. У тебя отличные способности, нужно просто их поймать. Все обязательно случится, нужно просто продолжать стараться.

— А что если нет? — спрашивает Сафи с ужасом. — Я же читала ту страшную историю про Снежную Царицу…

— Это сказки, дитя. — ласково отвечает отец и берет ее за руку. — Они совсем не похожи на то, как устроена настоящая магия. Сейчас, Сафи, я скажу тебе то, что мне когда-то сказал мой отец, а ему — твоя бабушка. Вот уж кто был настоящей Снежной Царицей! За ночь она могла построить замок совсем как наш, только изо льда. Мост через горную реку за полчаса перекидывала. Цинский царь предлагал в жены ее взять, да только не поехала она в чужую империю, выбрала твоего деда. Так вот, бабушка говорила: «Только самое теплое сердце способно породить лед».

Сафи хмурится. Это никак не укладывается в ее голове. Как из тепла может родиться холод?

— Настанет время, и ты все поймешь, — говорит отец. — Попробуй еще раз — почему-то мне кажется, что именно сейчас ты сможешь.

Сафи вытягивает руку, хватает стебелек — и плюшевая головка подсолнуха покрывается инеем, а потом — тоненькой корочкой льда.

Сейчас я тоже почувствовала лед — но его уже не породило никакое теплое сердце. Поцеловав отца в лоб, я выпрямилась и оглядела всех гостей. Они чинно расселись на стульях, большинство глядело вверх, на серое небо, кто-то, не стесняясь, уже дремал. Ничего, сейчас я их разбужу.

Я подошла к трибуне. Священник поначалу замялся, но потом уступил мне место.

— Госпожа Банкс, — начала я. — Вы сказали, что мой отец хотел бы, чтоб я достойно с ним простилась. Уверяю вас, это не так. Не этого он хотел бы. А долгой жизни и справедливости. Или, на худой конец, чтоб из его последних мгновений в этом мире не устраивали лицемерный фарс.

Ряды гостей дружно ахнули.

Возникшую тишину сразу же заполнил усилившийся дождь. Троица, сопровождавшая священника, тут же раскрыла зонты над телом отца, но когда они сообразили, что большой пользы от этого не будет, то вопросительно уставились на мачеху. Та раздраженно кивнула, и тогда они закрыли крышку. Таким вот нелепым обрывом прощание и окончилось.

Госпожа Банкс подошла ко мне и попыталась оттеснить от трибуны. Я не стала пихать ее в ответ — не буду же я устраивать с дорогой родственницей драку.

Сейчас на ее красивом лице, гладком, как у фарфоровой куклы, отразилась такая мука, будто ее насильно заставили съесть грейпфрут вместе с кожурой. Замаскировать эту неприязнь вовремя не помогли даже отточенные навыки светской львицы. Если бы сейчас госпожа Банкс могла бы сделать так, чтоб я провалилась к центру Земли, она бы отправила меня туда без раздумий.

— Бедняжка, — проворковала она. — Моя бедная, горемычная доченька Сафи! Тебя так потрясла гибель отца, что ты помутилась рассудком. Но не переживай, я ни в чем тебя не виню. Это внутри говорит твое горе. Так отпусти же его. Где еще это сделать, если не здесь? Поплачь. Слезы очищают душу.