Книга Порабощенная душа, страница 227 – Кери Лейк

— Где она?

— Она находится под стражей до суда.

Его глаз дёрнулся при этом слове, понимая, каково это стоять перед советом.

— А дети?

— Я передала их смотрителю. Сейчас они в хорошем доме, но скучают по маме. Томас не произнёс ни слова. Он не ест. Всё время спит. А Джейни весь день смотрит в окно и спрашивает, когда Сабель вернётся домой.

Хороший дом или нет, Гевин слишком хорошо знал, что Сабель не выживет вдали от них.

— Она знает, что они в безопасности?

— Мне не разрешено выходить за пределы камеры. И она настолько накачана наркотиками, что ей вкололи…

— Наркотики? — Сердце Гевина сжалось, и Нола наклонила голову вперёд, сдвинув брови. За те несколько раз, когда он встречался с этой женщиной, одно стало ясно: она не из тех, кто позволяет прикоснуться к себе чужому дерьму. И всё же, когда она сидела напротив него, он ясно видел, что что-то всё её задело.

— Гевин… Сабель была… — по её щеке скатилась слеза, и Нола быстро её стёрла. — Она была беременна.

Гевин преодолел комок в горле.

— Была?

— Поскольку вы не были связаны узами… они… уничтожили ребёнка.

— Ребёнка? — Гевин не мог дышать, словно ему в грудь врезался разрушительный удар.

Слово эхом отдавалось в его голове. Уничтожили. Уничтожили. Абсолютно. Невозможно ошибиться в его значении.

Потирание рукой груди мало что помогло уменьшить боль в сердце и онемения, распространяющегося на конечности.

Слёзы в глазах Нолы отражали свет, когда она кивнула и прошептала:

— Твой сын.

Мой сын. Ему хотелось произнести это слово вслух. Решить, какая эмоция возьмет над ним верх: страх, удивление и волнение — замешательство, которое он мог бы почувствовать в те первые минуты, если бы Сабель стояла перед ним и сообщила ему новость о своей беременности.

Однако он не смог. Единственное чувство перевешивало все остальные — неверие. Такое захватывающее горе, из-за которого комната вышла за пределы сознания.

Невидимые ледяные пальцы скользнули вверх по его позвоночнику и сжали затылок, словно укоряющая хватка. Он соскользнул со стула на колени и схватился за череп, наклонив голову, чтобы успокоить вырывающееся у него бешеное дыхание. Нет-нет-нет.

Он вырос ублюдком, сыном ублюдка. Вероятно, сделал бы своего сына внебрачным ребёнком. Но это его сын. Жизнь, которую он создал. С Сабель.

— Я имел право выбора. Никто не сказал мне ни слова. Я должен был сам выбрать! Бл*дь, Нола! Я бы отдал свою жизнь за его! — Слова взорвались в его ушах, перекрывая шум крови и жар, бьющий под кожей.

Сын. Его ребёнок.

Нет.

Никогда бы он не решил причинить Сабель боль или отдать своего будущего сына в безжалостные лапы этих садистских ублюдков, которые, несомненно, получили жестокую радость, забирая невинную жизнь.

Сжавшись, он высвободил нечестивую ярость внутри себя, проклятия вырывались из его груди.

Ярость из-за Сабель, за то, что её не было рядом, чтобы избавить её от боли. За своего убитого сына.

Ярость на тварей, которые отобрали у него выбор, вырвали его прямо из его рук.

Его рёв эхом отразился от стен. Мышцы затряслись, он ударил кулаком в стену за столом. Повернувшись, он просунул палец под ручку ящика стола, выдернул его и швырнул в окно. Стекло разбилось и осыпалось осколками на пол. Встав, он смахнул все бумаги, разбросанные по столу, и раздавил в ладони стеклянный бокал.