Книга Распускающийся можжевельник, страница 166 – Кери Лейк

— Не позволяй этим голосам говорить тебе, что в тебе нет доброты, потому что я видела ее. Я прикоснулась к ней.

— Этот мальчик мертв, Рен. Теперь он еще голоднее. Умирает от голода. Его язык скользит по нижней губе, в то время как его глаза пожирают меня.

— Я не уверен, что у меня такой же контроль, когда дело касается тебя.

— Тогда ты едва сдерживался. Ты также сказал мне, что никогда не позволишь никому или чему-либо причинить мне боль. Включая тебя. И я верю тебе. Я приподнимаюсь на цыпочки, обхватываю ладонями его напряженную челюсть и целую его.

— Это холодное, пустое чувство в твоей груди? Я тоже это чувствую. Не сводя с него глаз, я опускаю руку к его груди.

— Что-то случилось с твоим сердцем, Рис. Я не знаю, смогу ли я это исправить. Но я, черт возьми, собираюсь попытаться.

Его глаза изучают мои, заглядывая сквозь их стеклянную поверхность в самые глубины моей души.

— Когда ты в последний раз была с мужчиной, маленькая птичка?

Я была с несколькими ублюдками, но только одного я бы назвала мужчиной.

— На покрывале из ластении, под луной.

Подергивание его щеки говорит мне, что это доставляет ему удовольствие.

— Я хорошо помню ту ночь. Он наклоняется, закрыв глаза, и целует меня так нежно, что мои колени слабеют, угрожая подогнуться подо мной.

— Я больше не могу тебя ждать. Грубый тон его голоса источает отчаяние, которое вызывает во мне какое-то примитивное желание успокоить его.

Схватив его за жилет, я притягиваю его к своему лицу и наклоняюсь своими губами к его губам, проводя зубами по его нижней губе. Я стаскиваю жилет с его плеч, и кожа падает на землю позади него. Твердые плоскости его мышц, прорезанные глубокими бороздками, притягивают мои ладони к его груди, и твердая форма его грудных мышц скользит под моей кожей, когда я провожу рукой вниз к его животу, который покрывается рябью от моего прикосновения.

Но на его коже есть новые шрамы. Свежие, которые перекрывают крошечные белые линии, которые я уже видела. — Твои шрамы… Я провожу по ним пальцами, отмечая подергивание его мышц, которое говорит о том, что он стал опасаться прикосновений.

Как будто с него хватит, он хватает мою руку, отдергивая ее от своего тела, но я замечаю, как дрожат его руки. Дрожь, которая пробегает по моей коже, и его прерывистое дыхание. Он взвинчен и изо всех сил пытается сдержаться.

— Ты не доверяешь моим рукам на тебе.

— Я не доверяю себе. Это не имеет никакого отношения к твоим рукам. С тех пор как ты вернулась, это все, о чем я могу думать. Он отпускает мою руку и снова поглаживает свой череп взад-вперед. Зажмурив глаза, он сжимает руки в кулаки по обе стороны от головы, его массивные руки привлекают мое внимание.

— Твои руки на мне.

— Ты позволяла кому-нибудь еще прикасаться к тебе?

Его глаза темнеют, когда он смотрит на меня сверху вниз, и так же, как это было когда он был немым, я не могу прочитать его мысли. Возвращение его голоса не изменило тайны того, что скрыто в его сознании.

Я знаю только, что сломленный мальчик все еще наблюдает за происходящим краем глаза. Тот, у кого ярко-голубые глаза и ужасные шрамы, кто просыпается от кошмаров боли и страданий и боится прикосновений. Я хочу укачивать его в своих объятиях, петь ему колыбельные и говорить ему, что я никогда не причиню ему вреда. Но мое сердце тоже изменилось. Оно стало холоднее и непроницаемее, его пустота наполнилась скорее ненавистью, чем любовью. Как бы мне ни хотелось верить, что я способна вытащить его из этих теней, правда в том, что я сама жила в них, подружившись с демонами моего собственного прошлого. Забираю у мужчин так же, как они когда-то забрали у меня.