Книга Распускающийся можжевельник, страница 49 – Кери Лейк

— Заключенный? Я наклоняю голову, пытаясь направить его взгляд на себя, и когда он делает еще один шаг назад, я делаю один вперед, закрывая за собой дверь.

— Это тот, кого они ищут?

— Не заключенный, как таковой. Он по-прежнему отводит от меня взгляд, и я поняла, что это его поведение, когда он чувствует себя плохо из-за того, что скрывает от меня секрет.

Поэтому я, как обычно, прощупываю глубже. Если ничего другого не случится, это побудит его уйти, чтобы я могла привести Шестого в порядок и накормить.

— Они думают, что он проломил стену?

Он качает головой, как будто это нелепая мысль.

— Конечно, нет. Предупреждение — просто мера предосторожности. На тот случай, если бы ему каким-то образом удалось проникнуть внутрь.

— Он из того здания, не так ли? Тот, о котором я тебя спрашивал с дымовыми трубами?

— Рен, — предупреждает он, приподнимая подбородок ровно настолько, чтобы посмотреть на меня из-под нахмуренных бровей.

— Сегодня ты останешься здесь. Ни за что не покидай этот дом, ты поняла?

— Почему?

— Этот молодой человек довольно опасен.

— Заражен? Ясно, что он говорит о Шестом и мне чертовски любопытно узнать, что ему известно.

— Гораздо хуже. Если ты столкнешься с ним, сначала стреляй, а потом задавай вопросы.

От его предупреждения у меня стынет кровь — леденеет. Если не считать того небольшого навыка самообороны, которому он меня научил, и уроков обращения с пращой, он никогда не поощрял меня лишать жизни.

Никогда.

— Чего ты в нем боишься, папа?

Его взгляд блуждает повсюду, кроме меня, когда он качает головой.

— Больше никаких вопросов. Помни, что я тебе сказал. Увидимся за ужином.

Не говоря больше ни слова, он спускается по лестнице и выходит через парадную дверь.

Мгновение я стою там, переваривая последние пять минут. Все, что он сказал, не имеет для меня смысла.

Я спускаюсь на кухню, где в окна светит яркое солнце. Холодильник работает уже добрых два часа при дневном свете, так что теперь его можно смело открывать. Каждую ночь он отключается, но снижение температуры внутри перед наступлением сумерек позволяет продуктам оставаться достаточно холодными всю ночь. Изнутри я беру с полки яйцо, банку инжирного джема и кувшинчик дынного сока, который я приготовила из садовых фруктов. Поскольку мы живем на пайках, я предложу свой Шестой, чтобы не вызвать подозрений у папы.

Закрывая дверь, я ахаю, обнаружив, что там стоит Шестой, и яйцо выпадает у меня из рук.

Шестой подхватывает его, прежде чем он падает на пол, и я вздыхаю с облегчением, когда он возвращает его мне.

— Спасибо, — говорю я с улыбкой.

При этих словах его плечи подергиваются, как будто что-то проходит сквозь него, и он опускает взгляд, шаркая через комнату к одному из кухонных стульев, на который и падает.

Возможно, смущен?

— Сиди тихо. Я принесу тебе что-нибудь поесть. Я достаю из буфета стакан и наливаю ему немного дынного сока, ставя его перед ним. Через несколько секунд он проглатывает его, вытирая лицо тыльной стороной ладони.

— Еще? Спрашиваю я, поднимая наполовину полный кувшин.

Он придерживает стакан, когда я снова наполняю его, и на этот раз пьет медленнее.

Электрические конфорки плиты светятся темно-красным, и я ставлю сковороду на самую большую из четырех, позволяя керамике нагреться, прежде чем разбить в нее яйцо. Он хрустит и поджаривается, пока я нарезаю хлеб, который испекла вчера, и намазываю джемом три ломтика — два для него, один для себя.