Книга Распускающийся можжевельник, страница 75 – Кери Лейк

Фигура проходит мимо его окна, исчезая за ним по мере того, как мы продвигаемся вперед. Женщина.

— Кто они?

— Отверженные, — отвечает папа.

— Те, кого не пускают за стену.

— Почему?

— Я не решаю почему, Рен.

По мере того, как мы едем дальше, палаток становится все больше, их целая колония, состоящая из того, что выглядит как семьи с маленькими детьми.

Я смотрю через пассажирское окно на маленького мальчика, который плюет в нас, когда мы проезжаем.

— Они кажутся… враждебными.

— Проблема не столько в том, чтобы покинуть Шолен, сколько в том, чтобы вернуться, вот в чем проблема. Но это не те, о ком тебе нужно беспокоиться. Он выглядывает со стороны водителя, когда мы проезжаем мимо ребенка в рваной одежде, едва свисающей с его костлявого тела.

— Эти люди просто хотят войти, чтобы быть в безопасности. Чтобы они не умерли здесь с голоду.

— О ком тогда следует беспокоиться?

— Другие, которые хотят войти, чтобы забрать то, что у нас есть.

— Я не понимаю, почему мы не пускаем этих людей. У нас много домов на втором и третьем этапах. И скоро четвертый этап будет завершен.

— Цивилизация всегда делилась на тех, у кого есть все, и тех у кого нет ничего. Даже когда мир катится в тартарары.

Чем дальше мы едем, тем меньше становится палаток, и через пару миль по обе стороны от нас нет ничего, кроме гор и кактусов.

— Итак, что заставило тебя решить пригласить нас сегодня? — Спрашиваю я, оглядываясь, чтобы увидеть Шестого, сидящего в кузове грузовика и смотрящего в сторону пустыни, в то время как ветер треплет его серую футболку.

— Я хочу тебе кое-что показать. Но там, куда мы направляемся, с грушами мне бы не помешала еще одна пара глаз, прикрывающих мою спину.

Я переключаю свое внимание обратно на папу.

— От чего?

— Бушующие. Чем ближе мы подъезжаем к главным городам, тем больше вероятность, что мы их увидим.

— Город?

— Лас-Вегас — или то, что раньше было Лас — Вегасом — находится неподалеку.

Папа сворачивает с грунтовой дороги, останавливая грузовик. Перед нами стоит единственное дерево, которое я видела на многие мили вокруг, оно расположено недалеко от скалистого плато, окруженное кустарником. Скрученный сам по себе, он лежит согнувшись, с длинными толстыми корнями-опорами которые обвиваются друг вокруг друга, образуя одно корявое на вид дерево.

Тем не менее, он несет в себе странное очарование, которое не соответствует его окружению. Как что-то из сказок братьев Гримм, которые я когда-то позаимствовал в библиотеке.

Я выхожу из грузовика, не сводя глаз с дерева, когда подхожу к нему. Спиралевидные корни снаружи оплетают его полое основание, образуя нечто похожее на клетку внутри ствола. Это самое необычное дерево, которое я когда-либо видела, огромное и крепкое, но в то же время такое сломанное.

В древесине есть резьба, и грубая кора проходит под моими кончиками пальцев, когда я провожу по ней пальцем. Сэм был здесь.

Что-то в этом дереве кажется каким-то знакомым, и как только я думаю об этом, вспышка воспоминания ударяет мне в голову.

Руки тянутся сквозь кору. Рычание. Кровь. Боль. Так много боли.

— Об этом дереве есть история. Голос папы прерывает образы, проносящиеся в моем сознании, и я оборачиваюсь чтобы обнаружить, что он стоит рядом со мной.

— Говорят, дети блуждающие по пустыне, укрывались от солнца в его стволе и прятались здесь ночью от Разбойников. Он скручен и согнут от ужасных историй о том, что случилось с этими детьми.